Кислорода мне хватило всего на несколько часов. После – дыхание
остановилось, грудь впала, от лёгких осталось только воспоминание.
И я сидел, долго, почти не шевелясь. Моя тюрьма оказалась настолько
маленькой, что было невозможно ровно вытянуть ноги, и суставы в
теле одеревенели. Чувство голода и жажды терзало не долго, а,
испарившись, оставило кровавые трещины на пересохших губах. Но до
этого момента, казалось, уже прошла вечность. Сбитые в кровь ногти
перестали расти, не оставив на обшивке камеры ни единой
царапины.
Время медленно сгущалось, как застывающая смола. Вскоре я
потерялся. Не знаю, прошли месяцы или годы, всё сливалось воедино.
В один мучительный ад.
Тело стало иссыхать. Медленно истекала жизнь. И я не мог даже
прервать это мучение. На мне был скафандр и больше ничего. Сотни
раз я мечтал продать Богам свою душу за острый нож. Молил обоих
Богов – и Бога жизни, и Бога смерти, чтобы они забрали мою душу,
смилостивились над своим верным созданием. Долго кричал, бил
кулаками по стенам, захлебываясь в истерике, пока не смирился. Мог
видеть только свои руки, что напоминали часть живой мумии. Сошёл ли
я с ума? Не знаю. В какой-то момент я попытался перегрызть себе
вены зубами, оттяпав чуть ли не половину запястья, полкамеры залил
тёмно-алой кровью, но всё равно оставался жив.
Надежда покинула меня уже давно, с тех пор, как попытки провести
через своё тело хоть какую-то толику энергии не увенчались успехом.
Мои тюремщики хорошо подготовились. Лучше, чем в прошлый раз, когда
я попал в плен на Домироне. Неужели мать хотела убить меня уже
тогда? Не вышло убить, и она решила показать мне свою силу на
Земле, подчинить, – что тоже не увенчалось успехом. И вот я здесь.
Снова в плену, без возможности освободиться.
Но всё же стыки камеры пропускали крупицы энергии. Крохи,
которые могли помочь мне создать одну молекулу за долгое-долгое
время. И я копил эти крохи в своём собственном теле, выжидая
момента. Либо за тысячи лет накоплю достаточное количество, чтобы
выбраться, либо умру раньше, если Боги, наконец, смилостивятся надо
мной.
Я желал смерти. Самой скорой. Тело периодически проваливалось в
небытие, скрашивая муку радостными до боли снами. Хотя мне снова и
снова снились прежние смерти всех рас, но проскальзывали и
счастливые грёзы из собственных воспоминаний.