Успокоенная этой мыслью, я смогла наконец провалиться в сон под
шум начавшейся грозы.
Наутро гроза превратилась в унылый, накрапывающий дождик. И
несмотря на все рациональные доводы, настроение у меня всё равно
было под стать питерской погоде. Ко всему прочему завтракала я в
гордом одиночестве. Аглая сообщила, что барин изволил уехать просил
кланяться и передавать, что вернётся через пару дней.
В голове моей мелькнула вялая мысль о том, что можно снова
попытаться вскрыть комнату наверху. Мелькнула и исчезла, так и не
оформившись в желание действовать. Я поняла, что уже давно списала
ту дрожь медальона на случайность. Раз в день, перед сном я
проверяла «помощника» на наличие признаков жизни. И изо дня в день
ничего не находила. Надежда сменилась отчаянием, отчаяние –
безразличием.
И пожалуй, если бы не Аглая, я бы так и предавалась своему
унынию. Видя, что на мне лица нет, экономка нагрянула в моё убежище
в библиотеке и заявила:
– Если Вы, Вера Павловна, не будете музыкой заниматься, то
извольте мне помочь.
Делать было всё равно нечего, так что я согласилась, не
представляя, в какую авантюру пускаюсь. Мы с Аглаей сняли шторы во
всех комнатах, уничтожили многолетние запасы пыли. Экономка
несколько раз посылала в прачечную конюхов. Несмотря на пасмурную
погоду особняк как будто начал оживать. Распахнутые настежь окна
приносили свежесть, прохладу и мелкие капли дождя. Только две
комнаты остались нетронутыми – кабинет Голицына и закрытая комната.
Когда я поинтересовалась у Аглаи, почему вход туда закрыт, она
только махнула рукой, мол не о чем тут говорить. Больше я от неё
ничего не добилась.
Затянувшаяся на пару дней генеральная уборка неожиданно меня
увлекла. Что ни говори, а лучше всего привести мысли в порядок
помогает физическая нагрузка. Дома я регулярно ходила на
тренировки, а здесь целыми днями за инструментом засиделась. И сама
не осознавала, как приятно было размяться, пускай даже и столь
тривиальным занятием, как уборка.
Сергей Александрович явился к вечеру третьего дня.
Не сказать, что я не думала о нём все эти три дня. Думала, ещё
как. В списке моих проблем поцелуй на балконе стоял сразу после
фиаско во дворце. А постепенно, как только ярость и обида схлынули,
вышел в лидеры. Я снова и снова воскрешала в памяти образы,
въевшиеся в подкорку – прикосновение сильных рук к талии,
требовательный поцелуй, воспоминания о котором до сих пор вызывали
у меня мурашки. И чем больше я об этом думала, тем больше понимала,
что это не было случайностью. Практически с первого дня встречи нас
неминуемо тянуло друг к другу, и рано или поздно это должно было
случиться.