В Париже мы сняли дом, неподалеку от городского дома мадам де
Помпадур. Этот особняк принадлежал принцу Конде, но тот не любил
именно его, видимо с ним была связана какая-то неприятная принцу
история, поэтому, чтобы снять особняк, особенно, когда у тебя есть
деньги, не представляло проблемы. Деньги у нас были. Нам их любезно
одолжил король Фридрих, когда мы выносили из его дворцов все самое
ценное и отправляли в Петербург под хорошей охраной.
Дальше было самое сложное, нужно было столкнуться с
очаровательной Жанной, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том,
что это произошло случайно. Для этой цели я использовал сад
Тюильри, где она любила прогуливаться. В посольство мы не
обращались, потому что уж кого-кого, а посла сложновато было бы
убедить в том, что я некий граф Романов.
Зачем нужны были такие сложности? Да все просто: мне нужно было
увидеть почти искренние реакции Людовика, Жанны, которая прекрасно
может на него давить, да и всех ближайших придворных и советников.
Эта самая реакция в обстановке обычного вечера у фаворитки Людовика
скажет гораздо больше, чем тонна писем, которыми мы обменяемся.
Ведь вполне может так случиться, что я, потеряв несколько недель не
совершу самую большую ошибку в своей жизни, подставив под удар всю
страну. И это знание сторицей компенсирует потерянное время.
Так что я весьма скоро напросился к Жанне в гости — это стоило
мне букета цветов, ожерелья, опять же из дворца Фридриха, и
взглядов страдающего бассета, который влюблен до конца жизни. Ну, и
после того как я получил приглашение посетить мадам, разузнав адрес
Монтескьё, я отправился к нему. Времени на посещение Парижа я отвел
себе немного, поэтому не хотел терять ни минуты.
Великая княгиня Мария Алексеевна с остервенением вырвала сорняк
и бросила его в стоящую рядом корзину. В последнее время она много
времени проводила в оранжерее, ухаживая за растениями, замечая, что
ей становится лучше, когда она не сидит в душной комнате, а гуляет
на улице или приводит в порядок оранжерею, которую в ее отсутствие
слегка запустили.
— Это просто невыносимо! Вокруг что-то происходит, но мне ничего
никто не говорит! Теперь и вовсе заперли в Ораниенбауме, по приказу
Петра, но, Аня, я не видела даже огрызка бумаги, на котором было бы
написано повеление, — очередной сорняк полетел в корзину. — Ломов
сбежал, как только мы его немного приперли к стенке, да так быстро,
будто я воплощение самого дьявола, а ты его ближайший слуга. Это
заговор? Но почему мне не известны подробности? Я не могу помочь
Петру, сидя здесь! — Мария резко поднялась, и у нее на мгновение
закружилась голова. Проклятая болезнь все еще давала о себе знать.
Анна Татищева бросилась было, чтобы поддержать ее, но Мария
самостоятельно справилась с головокружением и встала прямо, глядя
на своего секретаря. — Нам нужно выяснить, что происходит. Я вовсе
не бесполезное создание, предназначение которого рожать детей и
сидеть улыбаясь, как кукла. Во мне течет кровь германских воинов, и
я совсем не хуже этой банной мочалки Луизы Ульрики! — Анна молчала,
про себя лишь отмечая, что между Луизой Шведской и практически
императрицей Российской империи никогда не будет мирных и дружеских
отношений. Но так оно всегда бывает, когда две женщины неравнодушны
к одному мужчине. А Мария тем временем продолжала выговариваться,
чтобы хоть маленько сбросить всю ту меланхолию, которая напала на
нее после долгой и тяжелой болезни. — Ладно, вы хотите, чтобы я
рожала детей. Но вот вопрос, от кого я должна рожать детей, если
моего законного супруга где-то черти вот уже какой месяц носят?
Почему-то женщины еще не научились в отсутствии мужчины беременеть.
Аня, я знаю, что у тебя нежные чувства к Ломову. Может быть, он
тебе что-то говорил?