Колхозники укатили. Поспешно, будто боялись: мы станем их
просить вернуть нас в город. Но пока среди студентов не звучали
жалобы и мольбы вернуть их домой, к маме. Напротив – среди
первокурсников царило веселье. Поднятая машиной колхозников пыль
медленно оседала на сухую, изрезанную трещинами землю. Я проводил
автомобиль взглядом и в хвосте длинной процессии направился к
унылым строениям. Видел, что над крышей дома струился дымок –
понадеялся, что нас не погонят на поле голодными.
Доцент со старостой устроили экскурсию по новому жилищу уже для
нас. Показали две похожие на казармы комнаты (заставленные
двухъярусными деревянными кроватями): «девочки направо, мальчики
налево». Сообщили, где колодец, где дрова для печи – доцент
пообещал расписать очерёдность дежурств по дому. Славка Аверин
ткнул пальцем в сторону расположенных на улице «удобств». Повел нас
в столовую. Сказал, что обед нам колхозники приготовили. А вот ужин
придётся готовить самим.
***
После простенького, но сытного обеда студенты отправились делить
койки в спальнях. Мне досталась кровать на нижнем ярусе – ближе к
дальней от входа стене. Её для меня застолбил Пашка Могильный. Его
кровать находилась в ряду после моей, под койкой Славки Аверина.
Похоже, бывшие дембеля, поселившиеся вместе со мной в комнате
общежития, решили взять надо мной шефство. Я этому противиться не
стал: пока не разобрался, где очутился (сон или нет?) – пребывал в
лёгкой прострации.
Выдалась, наконец, минута, чтобы заглянуть в рюкзак. Видел, что
студенты переодевались для полевых работ. Решил последовать их
примеру. Потому что догадывался: те брюки, что были на мне сейчас,
вполне могли оказаться парадными. Резиновых сапог среди своих вещей
не обнаружил – единственной сменной обувью оказались серьёзно
потрёпанные кеды. Ещё увидел в рюкзаке кучку до дыр застиранного
нижнего белья, синие текстильные штаны с вытянутыми коленками… и
будёновку.
Достал суконный шлем из рюкзака – повертел его в руках. Не новый
головной убор с потёртыми краями и попахивавший нафталином. Ткань и
звезда над козырьком выгорели, словно будёновка редко лежала на дне
сумки или чемодана, а уже немало повидала на своём веку.
Вспомнилась та новогодняя фотография, где присутствовал Комсомолец.
Та ли это будёновка, я определить не смог. Похожа. Такая же
нелепая. От мысли, что головной убор мне на поле не помешает,
отмахнулся – вернул суконный шлем на дно рюкзака.