Спиртное, выпитое перед сном, сгладило моё недовольство
пружинами кровати. Уснул я, едва прикрыл глаза. Спал крепко. Первая
ночь в общежитии (если судить по дате) прошла спокойно. Я не
просыпался от криков и громкой музыки. Никто не ломился к нам в
дверь. Не бренчали под окном на гитаре пьяные барды. Даже Аверин и
Могильный не храпели. Всё способствовало тому, чтобы я выспался и
утром не слишком злился на истерично задребезжавший будильник.
Утро походило на то, что я пережил перед поездкой в колхоз. За
одним исключением: в этот раз коридоры общежития не казались
безлюдными. Занятия начинались у большинства студентов в одно
время. А значит, и будильники заголосили почти одновременно. Сонные
непричёсанные молчаливые мужчины шаркали ногами, следовали друг за
другом: кто на кухню (греть в чайнике воду), кто в противоположную
сторону – избавляться от щетины на лице и чистить зубы.
***
От корпусов общежитий в направлении горного института с
печальным видом шли студенты. Я пристроился в общую вереницу,
вполуха слушал недовольное ворчание Пашки Могильного. Того
раздражало буквально всё: и утренняя прохлада, и громкие голоса
птиц, и даже шелестевший листвой тополей ветер. Староста шёл молча,
но так же, как и Пашка, хмурился. Насколько я понял, они вчера
засиделись допоздна. Не угомонились, пока ни перемыли кости всем
мировым лидерам, ни обсудили достоинства и недостатки девчонок из
нашей группы, ни прикинули шансы футбольной сборной СССР на
чемпионате мира в следующем году.
Я же чувствовал себя отдохнувшим. С любопытством посматривал по
сторонам. Поначалу глазел на невзрачные стены домов и столь же
непривлекательные вывески магазинов. Ощущение новизны исчезло, но
привыкнуть к блеклости красок пока не удавалось. Представлял
нынешний городской пейзаж без яркой зелени листы – предсказывал,
что тот станет совсем мрачным и тоскливым. Подумал: «Украшают ли в
эти годы улицы перед Новым годом? Может, хоть зимой здесь появятся
разноцветные огни?» Попытался вспомнить советские новогодние
фильмы, но не сумел воскресить в памяти ни одну «уличную»
сцену.
От разглядывания архитектуры меня отвлекли влившиеся в ряды
студентов представительницы прекрасного пола, что проживали в
первом корпусе. Появление девушек положительно повлияло на
настроение моих спутников. Пашка перестал брюзжать – завертел
головой: всматривался в женские лица (искал Фролович?). Студентки
улыбались и кивали Славке (даже старшекурсницы). Пару раз
поздоровались и со мной – наши одногруппницы, чьи лица я успел
запомнить за время колхозной жизни. Ни Пимочкину, ни Фролович, ни
даже Надю Боброву мы не встретили – увидели их уже в институте.