Выпалив это, председатель заметно успокоился, закурил и
спросил:
— Ты чего хотел-то, Андрей Иваныч? Опять браконьеры шалят?
— Нет, Фёдор Игнатьевич, — улыбнулся я. — Вы не могли бы завтра
в девять утра отвезти нас с Катей в Киселёво? Мы хотим в Волхов
съездить, погулять. А на автобусе не успеваем — у Кати работа.
— В Волхов? С Катей? — загорелся Фёдор Игнатьевич. — Отвезу,
конечно! Мне как раз в Киселёво надо за... в общем, по делу. В
девять утра, говоришь? У медпункта? Вот отлично! Там и
встретимся.
Он затушил папиросу и тут же достал из пачки вторую.
— А что, Андрей Иваныч, с Катей у вас серьёзно, или так просто?
— спросил он.
— Не знаю, Фёдор Игнатьевич, — честно ответил я. — Ещё не успел
понять.
— Ты, Андрей Иваныч, мужик взрослый, — задумчиво сказал
председатель. — Да и времена сейчас другие. Но прошу тебя — без
баловства. По-дружески прошу, не как председатель. Обидишь девчонку
— она хвостом махнёт и улетит. А деревня без врача останется.
— Не обижу, Фёдор Игнатьевич, — твёрдо пообещал я. — Сложится,
или нет — не знаю, но не обижу.
— Ну, и хорошо, — успокоился председатель. — Значит, завтра у
медпункта. Ты не проспи, Андрей Иваныч! Ночь-то какая!
В девять утра мы выехали из Черёмуховки и через полчаса были в
Киселёво. Фёдор Игнатьевич высадил нас прямо на остановке и умчался
назад, напрочь позабыв о своих «неотложных делах».
— Вечером-то сами доберётесь? — только спросил он.
— Доберёмся, — кивнули мы с Катей.
— Ну, я встречу автобус, на всякий случай. Если опоздаете —
ждите меня здесь, приеду.
— Спасибо, Фёдор Игнатьевич! — поблагодарили мы.
Катя снова надела вчерашнее платье, а поверх него накинула
лёгкий жакет.
— Я так давно никуда не выбиралась, — улыбнулась она. —
Последний раз ещё в Ленинграде, во время учёбы. Мы с подружками
ходили гулять в Михайловский сад.
Пока автобус неторопливо катился в сторону Волхова, Катя
рассказывала мне о своей учёбе.
— У нас такие хорошие ребята были, — улыбалась она. — Дружные.
Всюду вместе — и на лекции, и на развлечения. Мы даже в театр всей
группой ходили! И в оперу. Онегин, я скрывать не стану — безумно я
люблю Татьяну!
Катя пропела это, так старательно подражая басу Грёмина, что я
не выдержал и расхохотался.
Мы гуляли по песчаным дорожкам в тени огромных отцветающих лип
Ильинского сада. Эти липы росли здесь ещё до революции — они
окружали усадьбу местного помещика Ильина. От самой усадьбы ничего
не осталось. Уцелела только круглая беседка с колоннами,
выкрашенными под мрамор.