— Зенненхунд, — сходу определила я
породу, до того даже не догадываясь, что могу ее распознать.
— Верно, — еще шире улыбнулся
Арсений, и в ментальном плане его пес дружелюбно завилял хвостом,
отчего мне стало спокойнее. — Идем, Слав, девочке нужны сутки сна,
а не наши расспросы. Все еще успеется.
— Ты прав, — кивнул мужчина, отходя
от нас с мамой. — До встречи, Агата. Прости, что все получилось
так.
Интересно, под «всем» он
подразумевает этот вечер, или свое отсутствие в целом? В любом
случае, одно «прости» звучало хлипко и чавкало в ушах своей
неуместностью.
Попрощавшись со всеми кивком, Арсений
остановился возле опеля стального цвета. Обняв маму, что смотрелось
откровенно неуклюже и как-то натянуто, Вячеслав, еще раз глянув на
меня, присоединился к брату, больше ничего не сказав. Правильно
сделал, еще пара слов в мой адрес сейчас, и я за себя не отвечаю.
Он занял место водителя, в салоне зажегся свет, мотор заурчал, и
вскоре машина покинула двор. Радость-то какая.
— Агата, — Захарова не позволила мне
погрузиться в клокочущее недовольство. — Мы с Катей заварили тебе в
термосе специальный настой. Обязательно выпей его перед сном, а
сейчас нам всем пора оставить твою территорию.
— Спасибо, — я признательно
посмотрела на обеих. — А Игнат, он…
— Сбежал, — чуть поморщилась Настя. —
Это ему все равно не поможет, я впитала его энергетику в вашей
квартире, осталось только отправить небольшой подарок от ее части к
целому.
Даже не пытаясь понять, что все это
значит, я еще раз поблагодарила ребят, выдержав теплое объятье Кати
и басовитое пожелание побыстрее оправиться от Миши. Пиканье
подъездной двери прозвучало своеобразным звонком с антракта.
Очевидно, до дивана я доберусь лишь после второго действия с мамой
в главной роли.
Облегчение, настигнувшее за порогом,
напоминало возвращение после долгого отсутствия. Прежде такое
появлялось лишь после летних каникул у бабушки с дедушкой. Жаль,
сейчас не тот случай.
Не успела я и слова сказать, как мама
крепко стиснула меня в руках, всхлипывая и дрожа всем телом. Все,
что она сдерживала на глазах у посторонних, вырвалось на волю. На
шею закапали слезы, в потоке бессвязных слов и судорожных вздохов
хорошо улавливались «прости», «я так виновата» и «мне жаль». Не
зная, как это остановить, да и не видя себя на это способной, я
только молча гладила ее по спине.