Варя между тем с лепёшками управилась, взяла в руки нож и стала сало резать. Сегодня ж Иван Постный, лихорадочно соображает Сладкосолев, грех в руки нож брать. А Варя режет себе и режет, хоть бы что. Нарезала, ножик отложила и на Егора уставилась. При-истально так разглядывает, будто в первый раз видит. Чёрный кот к ней на колени запрыгнул и клубком свернулся. Мур-р, мурлычет, да мур-р; и не ласково мурлычет, а зловеще: мур-р-р… словно рычит. Варя его гладит и на Егора всё глядит.
Сладкосолев, хоть и не робкого десятка был, а тут – сробел.
А Варя говорит как бы себе самой:
– Ишь глазки-то подленькие, так и бегают.
– О чём это ты, Варюш? – Егор спрашивает, а у самого сердце в пятки уходит.
– О том са́мом, – отвечает Варя, – о том са́мом… Расскажи-ка, мил дружок, как ты меня на тот свет спровадил.
– Вот этого, Варвара, не надо! – закипятился Сладкосолев. – Сама отлично знаешь, что у тебя было двухстороннее воспаление лёгких. И справка от врача имеется. И от судмедэксперта тоже.
– Справочки твои, – говорит Варя и кото́ву голову в подпалинах чешет, – липовые. – И такой у неё вид сделался – вот сейчас кинется Егора душить.
У Сладкосолева аж всё захолонуло внутри.
– Чё боишься-то? – спрашивает Варя с усмешкой. – Не бои́сь. Не трону. Одно только, Егорушка, я тебе скажу: ребёночка я под сердцем носила. Он уж ножками в живот толкался, а ты нас – в гроб да на кладбище.
– Да какого ещё ребёночка?! – восклицает Егор. – Тебе ж вскрытие делали. Никакого ребёночка и в помине не было. Ты что думаешь, врачи совсем дураки? Ребёнка не заметили?
– А вот и дураки, – отвечает Варя. – А вот и не заметили. Как будто ты наших врачей не знаешь.
Ну, в общем-то верно, соглашается мысленно Сладкосолев, вспомнив, как на Масленицу ходил больной зуб лечить, а ему заместо этого два здоровых выдрали. А в другой раз, за неделю до Пасхи, в Вербное воскресенье, палец занозил; так вместо того, чтоб занозу вытащить, гады-врачи всю руку оттяпали. Правда, не ему, а Гришке-соседу, ну так оттяпали ж.
– Да-а… – тянет Егор.
– Вот тебе и «да», – говорит Варя. – Ребёночек во мне по сей день мается.
– Как это мается? – удивляется Сладкосолев. – Ты ж чёрт-те когда померла.
– Я-то померла, а ребёночек мается.
– И… что? – Егор никак не поймёт, куда Варя клонит.
– Вытащить его нужно, – отвечает Варя. – Тем более, что сыночек это твой.