Конечно, с началом железнодорожного строительства, в Империи
стало более не зазорно для дворян участвовать, капиталами ли,
личным ли участием, в торгово-промышленных предприятиях. Даже
Великие князья не гнушались теперь получать "благодарность" за
попечение о благополучном начале строительства новой чугунной
дороги или завода акциями этих самых новостроек. Я лично, сам пик
всеобщей, почти безумной, гонки за ценными бумагами, просидел в
своей ненаглядной Сибири. Однако же, стараниями уважаемого
господина Семенова, из статистических таблиц и выкладок, могу себе
представить размеры акционерного бума. Если в шестьдесят первом в
Державе было всего лишь три или четыре десятка акционерных обществ
с совокупным капиталом миллионов в сорок. То к семьдесят второму,
когда бум как-то сам собой растворился в зыбучих песках охватившего
всю Европу кризиса, в архиве МинФина хранилось уже более полутора
тысяч уставов. И на счетах этих "новорожденных" было не менее двух
миллиардов рублей. Три годовых бюджета Империи, между
прочим!
Деньги в инфраструктурные проекты и промышленность были влиты
немалые. Богатства, прежде сберегаемые в укромных тайниках
столичных особняков, на счетах иностранных банков или в банальных
кубышках, укрытых в купеческих хоромах за образами, вдруг, словно
гигантская инъекция, были влиты в вялую российскую экономику. И все
вокруг зашевелилось. Забегало и засуетилось. В модных салонах ныне
обсуждали не высокое "до" заезжей итальянской певички, а прожекты,
способные принести ловкому инвестору до двухсот процентов
прибыли.
Названия заводов и их владельцев были у всех на слуху.
Железнодорожные подрядчики были куда как известнее композиторов.
Бедному Бенардаки, по улицам Петербурга нельзя было пройти, чтоб не
нарваться на восторг совершенно ему незнакомых людей. А он всего-то
"открыл" - с позволения Государя и следуя подробной мной
начерченной карте - золотые россыпи в Бадайбо…
Страна менялась. Лишь одно оставалось неизменным - презрение
дворян к купеческому сословию. У негоциантов и банкиров охотно
одалживали, принимали от них подарки и знаки внимания, но чтоб,
например, жениться на купеческой дочке - это уже прямо-таки
исключительные, единичные случаи. Тут уж либо Большая Любовь, либо
полное обнищание, когда богатое приданное - единственный выход.
Даже небезызвестный миллионщик Штиглиц, иногда кредитовавший,
ни много не мало – бюджет Российской Империи, так настоящим,
признанным в обществе, аристократом так и не стал. Не смотря на
жалованный баронский титул и неустанные труды на ниве технического
образования. «Ростовщик, - морщил губы молоденький прапорщик,
выходец из какой-то обнищавшей княжеской фамилии. – Такой титул
может купить».