Пока же двуколка преодолела несколько километров и чуть
замедлилась на перекрёстке. Справа вдалеке угадывались очертания
леса, а слева — прижалась к земле деревушка, которую практически не
было видно за шторами мрака.
Гришка свернул на гравийную дорогу, и под колёса зашелестели
камешки, а затем из тьмы вынырнул высокий кованый забор, за которым
почти сплошной стеной росли могучие деревья с раскидистыми кронами,
скрывающими от любопытных глаз территорию поместья.
— Авось Михей всё ещё ряху давит. Я его хорошо напоил. Он почти
всю мою бражку вылакал, — с нотками печали проговорил Гришка.
Он остановил двуколку возле арочных ворот с горящим фонарем и
ловко спрыгнул на гравий. Достал ключ, отворил заскрипевшую калитку
и нырнул в небольшую сторожку, прикорнувшую под деревьями возле
ворот. Вышел же он из нее с довольной миной на лице и кивнул мне.
Дескать, спит Михей, только слюни пускает. Следом Гришка отворил
ворота и вернулся в повозку.
— Ну, ваше благородие, поспешайте в свою опочивальню. А я верну
двуколку в каретный сарай, да там, наверное, и заночую.
— Спасибо, Григорий, — поблагодарил я его и в раздумьях покинул
повозку.
Крепыш погнал лошадь по одной брусчатой дорожке, а мне, видать,
следовало идти по другой: широкой и прямой. Ну я и пошёл, глядя по
сторонам.
По бокам высились ухоженные деревья и росла коротенькая трава. А
чуть впереди мне встретился выключенный фонтан со статуей
обнажённой женщины. Ещё дальше обнаружился таинственно
поблескивающий прудик, а затем открылся вид на двухэтажное главное
здание с колоннами, плоской крышей и двумя боковыми башенками. Все
окна оказались черны и только возле парадной лестницы горел
одинокий фонарь. Размах поместья впечатлял.
Я осторожно пошёл к дому, подозрительно поглядывая на античные
статуи. Они двумя шеренгами вытянулись по бокам ведущей к особняку
дорожки, залитой лунным светом. Между статуями порой встречались
скамеечки. И на одной из них я вдруг заметил в тени какой-то
силуэт. Это ещё что такое? Тоже статуя?
Внезапно силуэт порывисто поднялся и косолапо двинулся ко мне.
Моя рука тут же рефлекторно метнулась к поясу, где должна была
висеть кобура, да только пальцы цапнули лишь воздух.
— О-о! Явился! Я битый час тебя уже жду! Думал, что я не замечу
твоего исчезновения, мерзавец?! Ты нарушил приказ отца! — яростно
прошипел приблизившийся тучный брюнет в толстом халате. Его
круглые, как у филина, зенки горели огнём, а мясистые пальцы
сжались в кулаки.