Досвидание. Нежно тебя целую, малыш.
Твоя Софи.»
Ниже была обведена карандашом какая-то лапа и приписано: «А это моя ручка, милый. Всегда с тобой».
После этого Леню стали звать «Уважаемая Софи Лорен», затем просто «Лоретти» и, наконец, «Софин друг».
Леня порвал на Студенте гимнастерку и получил за это два наряда. Старшина, прохаживаясь перед строем, останавливался теперь перед ним, оглядывал сверху маленького Леню, хмыкал и начал чаще отпускать в увольнение. Студент после отбоя задумчиво говорил:
– Брижжит написать, что ли? Еще и отпуск дадут…
Прошел месяц, два, про Ленино письмо уже никто и не вспоминал, но звали его по-прежнему – Софиндруг. Даже Студент перестал строить предположения и сказал однажды:
– Ну че ты, Лех, че ты, шуток не понимаешь, что ли? Ну дай закурить, ладно, че ты в натуре…
Но Леня закурить не дал, а так посмотрел на Студента, что тот отошел.
Леня и сам уже не верил, что Софи Лорен ответит ему. Себя он успокаивал тем, что письмо затерялось в дороге или его не пустили органы. Иначе думать он не мог.
И вот однажды, когда старшина перестал уже отпускать его в увольнение вне очереди, а в нарядах по кухне он безнадежно застрял в посудомойке из-за нежелания спорить и чего-то добиваться в своем положении, когда его коллекция журнальных вырезок достигла полноты солдатского альбома, он пошел в очередное увольнение.
Обратно он примчался через полчаса. Бледный и очень тихий он подошел к Студенту, который сидел на табуретке и подшивал свежий подворотничок и щелкнул его по макушке.
– Ну ты, че ты, я не знаю… – сказал Студент и поднял глаза.
– Получил, – шепотом сказал Леня.
Студент сразу понял.
– Врешь… – тоже прошептал он.
– А вот! – торжествующе помахал Леня конвертом. – Видал?.. Италья!
На обороте цветной фотографии улыбающейся Софи Лорен по-русски, старательно было написано:
«Моему русскому солдату
Софи Лорен»
Чем солнце ярче – тень мрачней
А началось все вечером первого января в общежитии пединститута, куда он попал вместе с двумя своими бывшими однокурсниками. Затащил один из них, который, как обычно, обещал все двадцать четыре удовольствия. И, конечно, все получилось совсем не так.
Товарищ долго объяснялся со своей подругой в коридоре, а Илья и другой товарищ сидели в это время в комнате, слушали пластинки с записями популярных опер и делали вялые попытки познакомиться с двумя соседками этой подруги. Лихое купеческое настроение быстро испарилось, от дагестанского коньяка ломило в висках, популярная музыка оставляла пустоты, которые заполнить было нечем.