— Да нет тут твоих хозяев, это паб,
гости не знают нотной грамоты! Ну чего ты ждешь?
Марк протянул девушке ладонь. Она
осторожно коснулась ее, затем сжала ее уже сильнее.
— Холодная, — Элика удивилась. — Это
протез? — Марк кивнул. — Я знаю, такие могут позволить себе только
афеноры. Кто ты?
— А ты?
— Обещай, что не доставишь нам
неприятностей, и я больше ничего не спрошу.
В ее словах не было наивности, хоть
и звучали они просто — так два путника договаривались молча
разделить один костер, чтобы разойтись по утру.
— Я обещаю, что завтра мы уйдем, —
это было все, что мог ответить Марк, хотя сказать стоило больше.
После дома под куполом паб стал глотком свежего воздуха, и все
недоверие, скопившееся за полгода, собралось в комок и спряталось в
дальнем углу — это было глупо, даже иррационально, но силы держать
рамки уже кончились.
— Ты не будешь играть, да? Могу
найти губную гармошку, — Элика засмеялась и тут же приняла
серьезный вид. — Если тебе больно, то не надо. Я поговорю с Асуром,
он не будет просить денег за комнату. Музыка не должна идти из
боли.
Вспомнились слова Кристоге, что
магия рождается из боли. И там, и там были струны. За музыку и за
магию посадили одинаковым усилием, все это Марк проклинал. И то, и
другое, на самом деле, стало важным для него, и играть хотелось
каждую мелодию.
— Это я предупредил, что могу
фальшивить, но я сыграю.
Большой палец левой руки выгнулся,
однако усилия воли хватило, чтобы между ним и указательным
образовалась овальная ямка, в которую знакомым движением лег гриф,
а пальцы встали более естественно. Казалось, еще чуть-чуть, и они
ощутят холодную медь.
Струны отозвались чистым гулким
звуком. Левая рука зажимала аккорды, но мелодия не ломалась. Марк
начал простенькую песню — из тех, которые принято играть во дворе.
Он ловил фальшивые ноты. С большей силой зажимал струну — она
отвечала слишком тихо или дребезжала, залезал на перегородку,
трогал порожек — звучание тускнело. Но мелодия шла, хоть и
сбивалась порой, и музыка так легко уносила вдаль.
Этого не хватало, безумно. Каждая
нота имела отголосок другой жизни — той, которая начиналась, только
когда руки ложились на клавиши или касались гитарного грифа. Или
когда вокруг появлялись золотые нити.
— Давно ты здесь? — поинтересовался
Марк, закончив с разминкой.