Едва появившись в зале, Элика запела
— так неожиданно, что не сразу слова пробились сквозь разговоры и
смех, и сначала замолчали сидевшие ближе всего к ней, затем
следующие и так далее. Смычок коснулся струн, зал укутала мелодия:
не слишком бодрая, не слишком нежная, без веселья или грусти — так,
вступление, чтобы привлечь внимание гостей.
В пении голос Элики звучал
удивительно низко, но не грубо — он был глубоким и бархатным, в нем
слышалось что-то от мурлыканья кошки.
Правая рука коснулась струн, пальцы
на левой легли рядом с ладами — это произошло быстрее, чем Марк
успел подумать, что пора вступать, так естественно и с ноткой
нетерпения.
Привыкнув к мелодии, гости снова
ожили. Они еще не выходили танцевать, не подпевали, но тихонько
перешептывались, переглядывались, а громче этого был стук кружек,
бокалов, стаканов, стопок.
Марк сел на стул, Элика же пошла по
залу, и некоторые, точно взглядом она тянула их за собой, вставали
и неловко притоптывали, хотя настоящим танцем это еще не было. В
такт мелодии тихонько звенели ее браслеты. Она ускорила шаг,
закружилась, и длинная черная юбка уже не волочилась по полу, а
мелькала, приоткрывая лодыжки. Мелодия взлетела наверх, девушка
улыбнулась, смешно пошевелила бровями — гости, поднявшись как по
невидимому приказу, начали танцевать.
Музыка затихла всего на минуту, и
эта пауза была встречена недовольным ропотом. Элика взяла свой
стакан с ликером, Марк отпил виски, и мелодия зазвучала вновь —
более быстрая и веселая, а посетители паба вернулись к бойким
танцам.
Он старательно выводил каждый такт,
сохраняя каменное лицо, и все вглядывался в толпу, пытаясь увидеть
тех, кто заметил, как левая рука порой заживает или пережимает
лады. В короткую паузу между припевами Марк сделал еще глоток и
нарочно сломал ритм, задев струны слишком сильно. По рукам так
никто и не ударил, а гости ответили одобрительными возгласами и еще
охотнее пустились в пляс.
На новой песне Марк запел и поймал
удивленный взгляд Кэя, на толику заинтересованный — от Бэлл,
одобрительный — Асура. Толпа расходилась все больше, и Элике
пришлось встать с Марком рядом. Они спели про цветы, которые каждую
полночь оставлял солдат под дверью возлюбленной. Про летящих на юг
птиц. И про новое пальтишко, согревшее холодной зимой. Это были
дурацкие песни, такие простые, но в такт им постукивали кружками по
столам, подпевали и все чаще выходили на танцы.