Марк с такой силой сжимал пальцы,
что сводило кисти. Нити были напряжены, казалось, о них можно
порезаться, однако он старательно отодвигал этот слой виденья,
возвращаясь взглядом к оголенной спине и белым чешуйкам.
— Марк, — голос Кристоге зазвучал
строже. — Говори со мной. Расслабься и доверься телу, а со мной —
говори. Подкрепи магию эмоциями. Расскажи о своем мире.
Вопреки ожиданию, на этот раз нити
не исчезли, наоборот, стоило сосредоточиться на словах, следующая
чешуйка легла так аккуратно, как деталь в заготовленный для нее
паз.
— А что говорить? — зло начал Марк,
на секунду взглянув на Кристоге, на напряженных магов, помощницу и
снова вернувшись к Дракону. — Такое же небо, такие же деревья.
Красивый мир. Развитый. Интересный.
— Ты хотел бы вернуться?
Марк повел рукой вперед, и сразу две
драконьи чешуйки накрыли родные. Он отчетливо их видел, а по
ощущениям — стоял с закрытыми глазами и выбивал по камню одну и ту
же мелодию, двигаясь в хорошо знакомом ритме.
— Мне все равно, где жить — спокойно
бы лишь жилось.
— Расскажи мне, — Кристоге сделал
паузу. Взгляд у него был довольный и хищницкий, как у зверя,
загоняющего добычу туда, где поджидает стая. — О своем детстве.
Спина Дракона как будто чуть
дрогнула. Показалось, или она скоро очнется? Марк не закрывал глаз,
но полностью сосредоточился на нитях и чешуе, отсекая все лишнее:
остались золото, белый цвет и легкое дрожание струн — едва тронули
гитару, да и только.
— О, я был так талантлив, что сам
себе завидую, — голос прозвучал слишком жестко и расстроил мелодию.
Снова пришлось сосредотачиваться, наполняя мир золотом. Марк
заговорил тише: — Отец был пианистом, но он ушел, и тогда мать
решила, что я должен превзойти его, чтобы он завидовал и страдал —
это ее слова, не мои. Никаких денег она не жалела на мое
обучение.
Марк помнил дурацкий постыдный
образ: зеленый бархат фрака, пестрый жилет, золоченая шпага — так
на первом концерте был одет маленький Моцарт, и мать обрядила его
для выступления в такой же костюмчик. Только мир давно изменился, и
Марк сорвал сотню смешливых улыбок.
— Потом она вышла замуж, и до моих
выступлений никому уже не было дела. Но отчим щедро оплачивал
учителей, лишь бы они находили конкурсы в других городах подальше
от них.
Марк повел ладонью вперед, будто
давил на кнопку, и целый ряд белых чешуек накрыл бежево-золотые.
Стоило замолчать, головная боль взяла свое с новой силой, но он не
продолжал говорить, с большей охотой принимая ее, а не
воспоминания. Чертов Кристоге. Нашел способ.