Впрочем, в семье был Антон, который
и без общей крови считал Марка родным и единственным радовался его
возвращению с концертов. Только и эта история не закончилась
хорошо, и как бы ни хотелось от нее откреститься, Марк знал, что
вина лежит на нем.
Еще несколько чешуек улеглись —
остался всего один ряд. Ноги уже подкашивались, Марк привалился к
столу.
— Отлично, — Кристоге кивнул. — Юный
талант, которого любят все, кроме собственной семьи. Чудная
история. Что же ты не сказал, что струны тебе интереснее нитей?
Чудная, чудная?!
Последние чешуйки переплелись друг с
другом: две белые линии на бежево-золотом фоне. Спина походила на
мозаику, но выглядела так, словно не было ни ножа, ни магии —
только капли крови на рубашке напоминали об операции.
Обеими руками Марк вцепился в волосы
и простонал: головная боль стала такой сильной, что казалось, глаза
вылезут из орбит. Взяв за плечи, Кристоге усадил его на стул.
Аркиан с помощницей засуетились над Драконом.
Когда пелена перед глазами начала
расходиться, а шум в ушах смолк, Марк увидел, что афенор так и
стоит рядом. Кристоге спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Потирая виски, Марк процедил:
— Отлично.
— Извини за вопросы и ответы. Я
видел, что ты не дотянешь до конца, но эмоции питают магию, поэтому
мне пришлось задействовать боль, хоть это и бесчестный прием. Тебе
нужно приложить больше стараний и научиться искать опору не в
эмоциях. Они хороши, когда мир рушится, однако сейчас он стоит
крепко, и для действий нужна опора внутри. Я не прошу поверить в
себя — я прошу довериться себе.
«А просто закончить?» Или дать
больше времени на учебу! Но время в этом мире, видно, было ценнее
денег и позволить его не мог даже Кристоге.
Закончив и сухо попрощавшись, первым
ушел маг крови, за ним — Аркиан, бросив на Марка последний
настороженный взгляд. В соседней комнате помощница мыла
использованные инструменты. Марк знал, что нужды в нем нет, но все
равно хотел остаться до пробуждения и удостовериться, что Дракон в
порядке.
Прошло еще минут пятнадцать, как она
тихонько пошевелилась и обхватила себя руками, точно защищалась от
холода. Рубашка снова была завязана, а чешуя скрыта, но воображение
легко нарисовало картины, как она отпадает кусочек за кусочком,
оголяя мясо — и все потому, что он не справился.