– Шить умеешь? – спросил он. – Имей в
виду, я слежу за тобой.
– Да, конечно, я не спорю, – Алиса
присела рядом на корточки и взяла иглу. – Она специально такая
кривая?
– Специально. Парусная. Давай,
шей.
С разрезом Алиса управилась за
минуту. Гром искоса наблюдал за ней, но никак не реагировал, когда
игла дырявила его шкуру. Как только Алиса закончила работу, он
пошевелился, повёл лапой, будто пробуя шов на прочность – и
удовлетворённо кивнул.
– Тебе совсем не было больно? – не
удержалась от любопытства Алиса.
– Нам не бывает больно, – проворчал
Гром, но уже без прежней враждебности. – Я смотрю, ты вправду
беспамятная?
Алиса не ответила.
– Значит, да… Ну, коли так, то
извини, – медведь устроился поудобней и похлопал лапой по палубе
рядом с собой. Поняв намёк, Алиса тоже села.
– Мы не знаем боли. Ну, если нас
порежут, проткнут там – мы это чувствуем, но не как боль. Шкура
пустяк, главное – нутрянка, набивка! – Гром ткнул себя пальцем в
пузо.
– Это такое, белое, чем вы изнутри
набиты? – Алиса вспомнила, как вчера принимала роды у
медведицы.
– Да. Набивка, она, по сути,
настоящий медведь и есть. То, что помнит, думает, движется – это
всё она. Саморастущее живое волокно, во! Как там Петрович говорит:
автокето… авто-котолити… Чё-то мудрёное, короче. В общем, набивка
для нас – как для лягух потроха, а для вас колёсики с пружинками. И
ещё, ей питание нужно.
– Мёд, да?
– Мёд, ягодный сок, компот, сгущённое
молоко. Главное, чтоб сладко было! Набивке нужен сахар, чтоб жить и
расти.
– И дети у вас тоже берутся из этой…
набивки?
– Верно. У баб наших, медведих, она
почкуется, когда приходит время. А шкурку для нового медвежонка
сшить – делов-то, пустяк. Мы её по нескольку раз за жизнь
меняем.
– Да ну?
– А что, сами вы, куклы, разве не
так? – удивился Гром. – Вас тоже, вишь, на фабриках детками делают,
потом мозги в подростковое тело переносят, и только потом во
взрослое!
Алиса мысленно сделала для себя ещё
одну пометку в памяти.
– Вот и у нас, – Грома, похоже,
самого увлекла беседа с наивной куклой. – Как подрастёт медвежонок,
станет ему в шкурке тесно – шьют новую, а старую сжигают. Это обряд
посвященья во взрослые медведи такой. Ну, и по жизни некоторые тоже
шкуру меняют – если старую, например, в бою совсем уж издырявили
или подпалили. Или если Моль поела, – слово «Моль» он произнёс с
глухой, застарелой ненавистью.