Чэн прищуривается и вновь
придвигается ко мне: мы глядим в глаза друг другу, словно пытаясь
телепатировать мысли. Спрашивает вкрадчиво:
- Фанаты, говорите? А разве они есть
только у селебрити? Может, и у вас тоже имеются? Тайные или явные
поклонники, а? Никто никогда не присылал вам любовные письма без
подписи? Цветы-подарки? Не звонил, не молчал и не дышал горячо в
трубку?
…не отправлял снимки своего
эрегированного пениса? – мысленно продолжаю я. – Или посылки, в
которых оказывались другие не менее интересные, а то и опасные
вещи, спасибо, что их сначала досматривает охрана? И присылали и
наслышаны, как же!
- Ну же, Эби! - настаивает Чэн. –
Неужели в вашей жизни не было никаких других парней, кроме Линху и
Брауна? Вот ни за что не поверю!
Смотрю на него скептически.
- Полагаете, я отказала в юности
какому-то поклоннику, и он поклялся не дать мне выйти замуж ни за
кого, кроме него? Простите, Маркус, но это слишком уж отдает
бульварными женскими романами!
- Да? Там и о таком пишут? – живо
откликается тот. – Очень интересно! Никогда не читал, надо
попробовать!
- Да вы уже и писать сами можете, –
заверяю я. – У вас явный талант!
- Но все же, неужто не случилось ни
одного вусмерть влюбленного в вас мальчишки? Ни одного разбитого
сердца? А, Эби? Да быть такого не может! Может, у вас какая-то
избирательная амнезия?
Пожимаю плечами.
- Не припоминаю такого.
Может, я и впрямь по природе
«холоднокровная глубоководная рыбина», как ругается Санни, когда я
в очередной раз отказываюсь идти на вечеринку или «пятиминутное»
знакомство, но по-настоящему бурных романов у меня действительно не
было. Лишь привычная симпатия к Дину, смешанная с восхищением
свободой и легкостью, с которыми он шел – нет, мчался! – по жизни.
Потом теплота, благодарность – к Алексу. Но я никогда не
чувствовала себя ущемленной из-за отсутствия страстной любви, моей
ли, в меня ли…
- А сейчас? – интересуется Маркус.
Голос поддразнивающий, но глаза смотрят внимательно. – Как с этим
сейчас? Кто-то из прошлого? Кто-то новый?
Кажется, пожимание плечами становится
моей постоянной привычкой в разговорах с Чэном. Хотя монахиней я не
жила, но очень долго отходила от второй потери и мужчин впускала в
свою жизнь редко и ненадолго. Видимо, они тоже хотели спокойных
необременительных отношений - и никто из них не возникал в моей
жизни снова, когда ему говорили: «Прощай».