Минькин отец, видя наше неприкаянное состояние, решил занять нас
полезным трудом. Он вытесал небольшой лоток и предложил нам пойти
на разрез и намыть золота. Мы с энтузиазмом откликнулись на призыв
и, прихватив лоток, лопату и тяпку, отправились совершать трудовой
подвиг.
Придя на место, поспорили о том, где начать промывку. Ни мне ни
Миньке лезть в воду не хотелось, потому что промывая песок в речке
непременно вымокнешь. Поискавши, решили, что маленький ручеек,
вытекающий из шахты – треугольной дыры в стене оврага, вполне нам
подходит. Зачерпнули рядом с ручейком несколько лопат песка, галек
и глины положили все это в лоток и стали промывать, гоняя тяпкой по
лотку воду. Когда в лотке песка осталось немного, Минька взял его в
руки и, как заправский старатель, стал смывать песок. Вот он смыл
последнюю горсть, и в ложбинке лотка заблестело несколько желтых
песчинок, а в уголке притулился здоровенный желтый таракан -
самородок весом грамма три.
Поорав и поплясав от радости мы в течении следующих минут сорока
добыли еще два, похожих на зловредных домашних насекомых,
самородка. После чего трудовой порыв в нас резко угас. Минька
завернул добычу в тряпочку и засунул в карман. Желтые песчинки мы
даже не стали выбирать из лотка.
Оставив на месте лоток и лопату с тяпкой, пошли на берег Аптазы,
поискать черную смородину. Смородину красную, которую здесь
называли кислицей, искать было не надо. Весь склон горы на
противоположном берегу зарос ею. Ягод было так много, что когда
выпадал первый снег, то противоположный склон был красно-белым. А
вот сладкой черной смородины было мало и росла она только на
берегу.
Мы поели смородины, потом погоняли полосатого бурундука, который
не слишком нас боялся и с неохотой убегал, возмущенно попискивая.
Потом увидели здоровенную змею, от которой сами благополучно
удрали, тем более, что мы ей были и на фиг не нужны, она ползла по
своим змеиным делам.
Наконец, усталые и проголодавшиеся пошли домой. Я помог, другу
донести лопату с тяпкой и договорившись завтра продолжить
старательские дела, мы разбежались по домам.
Но на следующий день на разрез мы не попали. Минькин отец,
прихватив наши орудия труда, недели полторы с утра идо вечера
горбатился на пресловутом ручейке. Только начавшиеся дожди сбили с
него старательский зуд. Сколько золото он намыл было неизвестно. Об
этом он никому не рассказывал. Да и никто его об этом и не
спрашивал.