Между тем подскакавший старик, лихо спрыгнул с коня и бросился
ко мне, схватил и прижал к широченной груди.
- Живой! живой, летна боль! – рокотал он. – А то Архипка прибег.
«Леньку молонья убила – кричит - на Ведьмином омуте». Я на Игреньку
и сюда. А ты живой слава те Господи!
Я натурально обалдел, и на всякий случай прикинулся ветошкой до
выяснения всяких непоняток. Тем более где-то из района моего живота
проклюнулась какая-то другая, слезливо-сопливая личность:
- Тятя, я так испужался. – хрипло и с большим трудом просипела
личность. Эта малоинформативная речь произвела, на поименованного
тятей, очень сильное впечатление. Он на мгновение завис как старый
комп под десятой Виндой, потом, шепотом, и словно не веря себе,
произнес:
- Заговорил! Слава те господи заговорил. – И снова сжал меня
могучими ручищами.
Блин, «молонья» не убила, так этот старый пень придавит. Но
совладелец моей тушки лишь всхлипывал, орошая слезами рубаху дедка,
и бормотал:
- Молонья грудь обожгла. Больно.
Действительно грудь ощутимо побаливала, и я захотел посмотреть
что там, но с удивлением понял: тело мне не подчиняется. Все
чувствую, но управлять не могу. Мешает какой-то пацаненок, сидящий
в моей голове. Точно совладелец! Я попытался силой перехватить
управление тушкой. Результат получился плачевным. Пацан пискнул
испуганно и, похоже, упал в обморок. Следом в черный омут утянуло и
меня.
Очнулся я в какой-то халупе. Лежал на широкой лавке застеленной
тоненькой дерюжкой и укрытый другой такой же дерюжкой. В избушке
пахло сушеным сеном, дегтем и свежеиспеченным хлебом. У, занимавшей
чуть ли не пол-избы, печи хлопотала допотопная бабулька. «Баба
Ходора» - прорезался в голове внутренний голос. Блин! Какой еще
внутренний голос?
Между тем Баба Ходора вытащила из печи на широкой деревянной
лопате умопомрачительно пахнущий каравай, положила его на стол к
трем таким же, и накрыла все это холстинкой. Потом подошла ко мне
и, приподняв дерюжку, стала осматривать мою грудь; хиленькую такую
с торчащими ключицами, совсем детскую грудь. Не мою. Точно не мою.
И руки тоже не мои. Я конечно не Шварценнегер но вполне в форме и,
что греха таить, даже несколько толстоват. А тут тоненькие детские
ручки с маленькими ладошками. У внука моего такие же. Двенадцать
лет ему. «И мне тоже двенадцать». Опять «внутренний голос»? Ага:
внутренний голос! Раздвоение личности это называется. Словом - шиза
рулит.