, - запаниковала она, но вдруг кольца над остатками
головы задвигались быстрее, а закованная в железо пятерня с
лязганьем развернулась вверх ладонью, с благосклонностью принимая
жертву. Михаил торопливо сунул в нее банку и тут же отшатнулся,
чуть не упав на Лёху.
Бесконечно тянулись минуты.
Секундная стрелка на «тормозящем» будильнике тыркалась туда-сюда,
вообще перестав двигаться с места. Все вокруг застыло, даже
висюльки под потолком перестали раскачиваться. А потом рыцарь молча
развернулся и вышел из автобуса. Окровавленная челюсть с осколками
зубов, сияющий нимб, шпоры на латных сапогах, в одной руке –
чудовищная палица, а в другой… банка соленых рыжиков.
Расскажи кому – засмеют… но смеяться
совершенно не хотелось.
Они выдохнули, только когда поняли,
что автобус снова движется. Теперь они действительно это
чувствовали. Слегка покачивались бока, на окнах трепетали одеяла,
висюльки на потолочном поручне пускались в пляс, а споднизу что-то
чавкало, словно пазик пробирался по размытой ливнями грунтовке.
Соседний ряд сидений незаметно изменился, одевшись в набитые
поролоном дерматиновые сидушки.
Лёха застонал и откинулся назад,
закусив губы.
- Сын… ты как? – охрипшим голосом
спросил отец после некоторой паузы.
Тот издал неопределенный звук, потом
ответил:
- Лучше, чем этот терминатор...
зачем ему наши грибы? Трудно же будет жевать их одной челюстью…
Михаил невольно фыркнул, усмехнулся.
Но усмешка тут же увяла. Беззаботный юмор сына выдавал его крайнее
отчаянье. Лёха прекрасно понимал, что считанные месяцы отделяют его
от сырой могилы и крушения целого мира, который он толком и увидеть
не успел… Стоит ли на последнем пороге бояться каких-то чудовищ?
Тем более таких, которым для откупа хватает банки соленых
грибов…
А вот Михаил испугался, и, чувствуя
исходящий от жены кислый, мускусный запах пота, понял, что та на
грани истерики. Он очень мягко положил руку ей на спину, но та все
равно вздрогнула всем телом и вдруг принялась поспешно доставать из
рюкзаков и расставлять перед собой банки и кулечки.
- Лучше сделай Лёхе укол, - попросил
он, - Ему плохо…
- Мне тоже плохо! – выкрикнула она,
но тут же закрыла лицо дрожащими руками и глухо пробормотала, -
Знаю. Прости. Сделай сам…
После инъекции Лёха быстро уснул.
Автобус раскачивался и подпрыгивал на кочках, и его голова в
капюшоне спальника безвольно болталась из стороны в сторону. На
какой-то миг Михаилу почудилось, что они в катафалке – везут сына
на кладбище. Под ложечкой засосало. Он разлепил пересохшие губы,
чтобы в трехтысячный раз произнести, что «не нравится ему все это»,
но промолчал.