Когда «невеста» и мужичок в сюртучке
вышли, в салон поднялся длинный, сухой, как палка, старик. Без
сомнения мертвый, ибо к его лбу прилип и держался на честном слове
погребальный венчик, а следом за ним – на той же остановке –
девчушка лет двенадцати в розовой курточке и шапке с «ушками». Из
ее штанин, по последней моде тесно стискивающей щиколотки, на
замызганный железный пол сочилось что-то тягучее, напоминающее
подмороженный костный мозг. На сгибе локтя она небрежно держала
полугодовалого ребенка, который то и дело беззвучно раззевал
совершенно беззубый рот. Этот рот должен был выглядеть беспомощным
и безобидным, но вместо этого пугал до чертиков, ибо постоянно
полнился поднимающейся откуда-то изнутри свежей кровью и срыгивал
на обрывок байковой, пестрой пеленки, которую девочка, рассеянно и
покорно, каждый раз подставляла под его подбородочек.
Супруги, пытаясь абстрагироваться и
отвлечься, следили за часами. «Нормальные» уже отсчитали большую
часть времени и норовили сровняться с «опаздывающими». Они понятия
не имели, что будут делать, если часы не совпадут. На сколько
заводить? На три часа? На пять?
Пять часов в этом аду – это смерть
для психики! Да и хватит ли у них даров на время такого длительного
путешествия? Большинство пассажиров не обращало на них внимания, но
многим приходилось совать в протянутые руки банки и свертки.
В какой-то момент автобус заполнился
чудовищным смрадом деревенского туалета, и супруги, заткнув носы
шарфами, с ужасом наблюдали, как в салон заполз заросший длинными
седыми космами, совершенно голый старик. Он уселся по-турецки прямо
посреди прохода, на колени себе водрузил выдолбленную из дерева
ступку, в которой плескалось что-то... мясное, и тут же принялся
мять это и помешивать. Завешенный серыми патлами, сверкал
исступленно озирающий пассажиров, слепой глаз.
Наталья, заметив, что глаз
задержался на ней, потянулась за мешком с кошачьими сухарями, но
старик брезгливо сморщился, проворно метнулся к рюкзаку и вскоре
выволок из него мешок с останками того парня. Разорвал. Из
мешка тут же потянуло тухлятиной, но на фоне удушающего сортирного
смрада, заполнившего салон, этот запах казался даже приятным.
Старикашка долго копошился в мешке с
мертвечиной, перебирая отрезанные пальцы, потом довольно хрюкнул,
прострекотал что-то себе под нос и вернулся на место. Супруги, как
по команде, отвернулись и закрыли глаза, борясь с тошнотой, когда
тот сунул подгнивший обрубок себе в рот и принялся с аппетитом его
обгладывать, время от времени сплевывая бурую кашицу в горшок.