Энки свесился над высохшей речкой, где посреди стоял десятник. Плешь красная в венчике. Что-то случилось.
– Чего? На редакторе кто-то женился?
– Ни.
Десятник собрался и, выдохнув тревогу, спокойно сказал:
– Здесь на номер седьмой …маленькая неприятность.
– Дуэль, что ли?
Впрочем, медлить не стал, сбежал вниз, оглаживая на случай встречи с редактором рубашку.
Он увидел сидящих, как птицы на взрытых холмиках, рабочих, курящих сигареты, чего не делают птицы.
Сбоку его привлёк одноглазый красавец в туго повязанной по грязным кудрям тряпке и примерно такой же вместо нижней части одеяния. Верхней не было и торс одноглазого лоснился, как латы. Сидя как лесоруб, одноглазый чрезвычайно элегантно поставил локоть на поднятое колено и пускал дым неторопливыми клубами, как завод во времена плановой экономики.
Энки принялся соображать.
– Привет, ребята.
– Здравствуй, барин.
Энки опустил лицо и выпятил ладонь, помотал выставленным чубастым лбом.
– Э, так не пойдёт. Нет. Забудем сразу. Трепотня насчёт верхов, которые не могут, а низы чего-то там серчают – эт не по мне, ребята.
Ответ был мгновенный и непечатный в дыму. Одноглазый, который у них, конечно, навроде президента курительного клуба, весь затрепетал.
– Попользовались, крепостники. Будя. – Сказал бледный с опухшим тяжёлым лицом рабочий в строительной куртке, завязанной вокруг мощного стана.
– Без профсоюза говорить не будем. Можешь не строить из себя крутого.
– Я и не строю. – Расстроено ответил Энки и почесал подбородок. – Вот ни трошечки.
Опухший шагнул к нему.
– Работа прекращена в полдень. Смена не выйдет. Собирайте ваших.
– Да? – Удрученно сказал Энки.
– Профсоюзный лидер – два. И вызовите с Родины… чтоб нибириец. Ваших чокнутых аннунаков не треба. С ними и языком не двинем.
– —У вас, как я понял, какие-то нехорошие враждебные намерения?
Сзади подошёл десятник, каменными глазами оглядел собрание – двигались белые как яйца глазные яблоки с малыми выцветшими радужками. Он, а за ним мятежники и Энки, оглянулись на знакомый звук.
Дорожки зашевелились, пошли пассажирские буйки.
Над головами пролетел и усилился ропот.
– В товарняке тоже бунтуют.
– Но не все. Буйки вон, один, третий. Даже один грузовой.
– Это у кого дома семья осталась. Кого можно за горло взять. – Вдруг сказал непохожий на прочие голос.