Из уголка рта потекла тонкая струйка слюны, на губах появилась
пена. По телу пророка то и дело пробегала волна дрожи, заставляя
его гримасничать и безумно вращать глазами. Но он всё говорил и
говорил, будто не мог сдержать потока слов. Будто те сами рвались
наружу, чтобы затем нечестивым потоком ворваться в неподготовленный
разум Талуна. Он бы и рад был их не слышать, но неведомая магия
сковала его члены и заставила впитывать всем естеством каждый
услышанный звук.
Спустя минуту Кормчий скатился совсем уже до бессвязного
бормотания, но главное Талун всё же разобрал и запомнил. И теперь
ясно осознавал, что уже никогда больше не станет прежним. Магия
Пророчеств, от которой парня старательно оберегал дед, коснулась
незримых струн в его душе и заставила их звучать…
— Ты уж прости меня, паря. Не уберёг тебя от проклятия нашего
рода. — Хриплый каркающий голос вырвал Талуна из пелены тяжёлых
мыслей, и тот вдруг понял, что вот уже немало времени он неподвижно
сидит на полу и таращится на пламя свечей у алтаря Орриса.
— Что? — переспросил парень, уставившись на деда.
И не сразу понял, что перед ним снова старый Хурбин. Истощённый,
измотанный припадком и соприкосновением с не самой доброй магией,
но всё тот же чудаковатый и привычный Хурбин. Даже глазам вернулась
прежняя синь, и они перестали напоминать буркалы демона.
— Говорю, как ни старайся, а кровь — есть кровь! Стар я слишком,
раздавило бы меня это пророчество, да ты помог. Подставил плечо и
принял груз знания, — проговорил пророк, закашлявшись.
Дотянулся до принесённого Талуном кувшина и жадно из него отпил.
Поставил обратно, после чего вытер губы тыльной стороной ладони и
поманил внука пальцем.
— Наклонись, — шепнул он.
Парень, решив, что дед собрался сообщить что-нибудь важное,
пододвинулся ближе. Однако слова пророка больше не интересовали.
Талун с детства носил на груди в кожаном мешочке амулет Светлого
Орриса, который и потребовался Хурбину. Вытянув его за нитку через
ворот рубахи, Кормчий вытряхнул символ двуликого бога на ладонь, а
вместо него вложил ту самую монету.
— Зачем? — спросил Талун, ни мархуза не понимая.
Вместо ответа пророк размахнулся и швырнул храмовую безделушку
на алтарь. Однако этого ему показалось мало, и он, окончательно
ввергнув внука в смятение, тяжело поднялся и пинком опрокинул
ритуальный столик.