Однако и половины пути не преодолела, когда дверь в уборную с
грохотом распахнулась, ударяясь об ограничитель. Взвизгнув от
неожиданности, Тоня схватилась за сердце. На пороге (надрывно дыша
и сверкая напряженным хмурым взглядом) возвышался… Стрельцов.
«Не показалось! — всхлипнула беззвучно. — Мамочки… мне не
показалось!»
Осмотрев ее с ног до головы, да столь пристально, будто
рентгеном просвечивал, Егор решительно шагнул внутрь. Не проронив
ни звука, закрыл дверь и запер ту изнутри. Тоня собиралась
возмутиться, закричать, но… мужчина двинулся вперед, вынуждая ее
синхронно отступать назад.
Она пятилась до тех самых пор, пока не уперлась спиной в
стену.
Разгоряченная кожа от соприкосновения с холодной поверхностью
покрылась мурашками. Пульс снова загудел в висках. Тело сотрясала
мелкая дрожь.
«Не подходи! Не приближайся! Исчезни!»
Ей казалось, будто она кричит, надрывая связки. На деле же…
предавая себя… Тоня просто молчала, буквально оцепенев под
парализующим взглядом этих холодных серых глаз, впивающихся в нее,
точно острые иглы.
«Да и что говорить-то? — беззвучный стон. — Эй, чувак, я тебя
узнала? Это же ты тот первый встречный, который лишил меня
девственности, отымев в клубе, как последнюю шлюху? Помнишь меня?
Как твои дела?»
Тоня невольно нахмурилась, прекрасно понимая, что скорее сдохнет
от недостатка кислорода, чем произнесет нечто подобное. Лучше уж
молчать.
Впрочем, она при всем желании не смогла бы сейчас произнести ни
звука.
Ведь Егор, не мигая, уставился на ее губы, и… воздух застрял
где-то в горле.
Его взгляд стремительно темнел. Зрачки увеличивались, заполняя
радужку.
Дыхание сбивалось все сильнее. В какой-то момент мужчина накрыл
ладонью ее рот. Раздраженно скривившись, абсолютно ничего не
объясняя, он в два касания стер кроваво-красную помаду с ее губ. И…
с примитивным утробным урчанием набросился на них. Властно и жадно.
Дико и беспощадно.
Требуя беспрекословного подчинения. Не принимая каких-либо
отказов.
В тот самый миг, в ту самую секунду ее будто молнией
шарахнуло.
Она будто прикоснулась к оголенному высоковольтному проводу в
сырую дождливую погоду. Ее затрясло в его руках, словно в
лихорадке.
В бреду. Ее разум отключился. Сознание помутилось. И все –
абсолютно все в этом мире потеряло свое значение. Обесценилось.
Испарилось.