— Петька! Ленька! — Глашка
использовала запрещенный прием — кликнула вышибал. — А ну, держите
ее, пакостницу мелкую! Ишь, чего учудила! Тут у нас бордель, а не
институт благородных девиц. Нечего цацу из себя строить!..
Я старалась ее не слушать и не
чувствовать, как по щекам катятся горючие слезы. С Глашкой и Машкой
все понятно — для них под любого мужика лечь ― раз плюнуть. А
бестер-то каков! Вот что ему от меня надобно? Неужто так решил
заставить молчать? Получше-то способа нету?..
— Отстаньте от меня! — выкрикнула я.
Утерла кулаком застилающую глаза влагу. — Не хочу быть как вы. Не
стану!..
Столько лет меня не трогали, даже
мысль никому не приходила предложить лысую да тощую девушку
клиенту. Думала, так и проживу всю жизнь пацанкой. Так нет же, надо
было этому бестеру явиться!..
Вот и долгожданные яблоньки. Вот и
забор. Только дыры-то в нем нет…
— Заделал Федор лазейку твою! —
громыхнул сзади Ленька. — Некуда тебе бежать, малявка.
— Смирись уж, — посоветовал
Петька.
Я, конечно, ловкая да прыткая. Но
куда мне против здоровячков-вышибал?..
Скрутили, аки теленка жертвенного.
Поволокли в баню, на лавку бросили.
— Ненавижу! — рыкнула я.
Извернулась и таки тяпнула Леньку за
руку. Почувствовала во рту соленый привкус и злорадно улыбнулась.
Пусть бугай хоть часть той боли и унижения почувствует, на которые
меня обрекает.
— Ах, ты, свинота! — рявкнул Ленька и
замахнулся кулаком. — Ща вот зубы повыбиваю, будешь знать!
— Не сметь! — послышался грозный
окрик Нюры. — Не то я вам сама зубы повышибаю, нечем будет
лыбиться!
Дородная, высокая, чуть полноватая,
но все еще интересная, наша хозяйка вплыла в предбанник. Рыжие
кудри под чепец спрятаны, как у порядочной горожанки. Морщины
белилами засыпаны, в руках чемоданчик докторский. Платье
белоснежное, а душа черная, как сажа.
— Что же ты, деточка, разбушевалась?
— притворно ласково пропела Нюра над моим ухом. Присела рядом на
лавку. — Знала ведь, у кого живешь. Хочешь ― верь, хочешь ― нет, но
доля наша не самая печальная. Ты посмотри на жен углекопов — все
как наповал больные, дерганные, голодные. И на моих девочек глянь —
кровь с молоком!
Я покосилась на Глашку — ну да,
хороша, хоть и перестарок. Двадцать три уже, а спросом пользуется.
В этом возрасте у женщин поселка уж по десятку деток, лицо, как
сапог, да спина знаком вопроса. А эта ничего, бегает.