Вообще-то настоятель Саос мне никто, потому не может отдавать
распоряжений. Но именно от него зависело, смогу ли я и дальше
помогать приюту и видеться с детьми. Он прекрасно знал об этой моей
зависимости, потому и пользовался напропалую.
— Веди, — проговорила обреченно.
Мать Элесия круто развернулась на маленьких черных каблучках. Я
отчетливо услышала, как она раздражённо фыркнула. Еще бы, в кои-то
веки кто-то осмелился отдавать ей распоряжения. Она здесь персона
важная и неприкосновенная. Никогда не привлекалась к общественным
работам, не носила тяжести, вообще не поднимала ничего тяжелее
ложки за обедом. Потому ее ручки были белыми и нежными, в отличие
от загрубелых натруженных ладоней других монахинь.
Следуя за ней, я невольно рассматривала ее со спины. Молодая,
красивая, она определенно питалась лучше других. Полагаю, их с
настоятелем связывала не только работа. Конечно, это не мое дело,
да и некрасиво заглядывать монахам под рясу. Но тот, кто заставляет
других исполнять все правила, должен бы следовать им в первую
очередь.
Стоило немного отвлечься, кое-кто решил этим
воспользоваться.
Козел Иван изловчился и незаметно подкрался ко мне сзади.
Заметила я, только когда безрогая башка была в миллиметре от моей
пятой точки.
— Даже не думай! — приказала козлику и уперлась ладонью в
мохнатый лоб. — Что ж тебе все неймется, а? Кто-то ведь уже лишил
тебя рогов, все мало?
Оттолкнула подальше, но козлик оказался упрямей. Нацелившись
безрогой башкой, как бык на тореадора, он чиркнул по земле копытом.
Вот ведь неугомонный!
Снова оттолкнула. И снова чуть не стала мишенью. Иван упрямо шел
за мной до самого центрального храма. Как говорила моя бабуля:
«Хоть отруби ему рога, хоть хвост вяжи узлом, козел останется
козлом».
Ну, все, достал!
В следующий раз вложила в ладонь немного магии, и вуаля: Иван
теперь хотел бодать исключительно свой зад. Но так как добраться до
него не мог, кружил по двору, истошно и раздраженно блея.
Внутри храма встречали роскошь и благолепие. После учебного зала
и огорода контраст особенно бросался в глаза. Как будто в другой
мир переместилась. Вот только лепнина, цветные росписи и позолота
вызывали не восхищение, а раздражение. В этих хоромах гораздо
прохладнее, детям было бы здесь куда удобнее, а настоятелю и его
приближенным тут слишком просторно.