Антуан задумчиво потеребил бородку.
— Вам случайно не удалось услышать разговор того многочисленного
собрания?
Я отрицательно мотнул головой. Признаюсь, далось это с некоторым
трудом. Антуана я видел второй раз в жизни, при близком знакомстве
он тоже вызывал большую симпатию. Дело даже не в том, что кардинал
спас меня от пуль. Его открытое лицо совсем еще не старого человека
и взгляд глубоких, очень проницательных глаз вызвали доверие.
Только такому человеку мог служить Фосс, ему хотелось верить.
Тем не менее, я соврал. Я обязан Антуану и, клянусь именем
Харуза, сполна заплачу долг! Если только он не назовет чрезмерную
цену, тогда я просто смоюсь. Но, в любом случае, влезать в
дворцовые интриги желания у меня не было.
— Жаль. Очень жаль, — сказал Антуан. — Даст бог, их замыслы
быстро всплывут на поверхность. Не так ли, Оливер?
— Так, монсеньер.
— Скажите, Град, — обратился ко мне кардинал, — что вы знаете об
интронизации в сан первосвященника королевства?
Вопрос Антуана сбил с толку и показался неуместным, но я честно
ответил общеизвестными истинами.
— В любом королевстве после смерти старого кардинала совет
архиепископов выбирает нового. В Арнии в этом вопросе решающее
слово имеет король, — Антуан смотрел на меня спокойным, очень
проницательным взглядом. Я не понимал, зачем у меня выясняют то,
что скажет и последняя столичная кухарка. — Потом новый кардинал
отправляется в Тиму, где папа утверждает его в сане, а новый
первосвященник королевства присягает целованием святого перстня
Бога Сына.
— И что потом? — пытливо посмотрел на меня кардинал.
— Потом новый кардинал отвечает на дюжину вопросов папы о вере и
свершениях церкви в королевстве. Затем отвечает на дюжину вопросов
епископов Тимы и задает свои двенадцать вопросов.
— И никто не в силах лгать и лукавить, ибо святая сила перстня
Бога Сына сего не позволяет, — подытожил мой рассказ Антуан и
тяжело вздохнул.
Я решил, что кардинал вспомнил о, мягко говоря, натянутых
отношениях между арнийской церковью и священным престолом. Скоро
выяснилось, что я ошибся.
— Что скажете, Николас, — Антуан стиснул четки, — если узнаете,
что святой перстень украли, а взамен подсунули искусную
подделку?
Я не клирик. Не набожный прихожанин. Я вор.
— Вы хотите вновь украсть святой перстень и вернуть его в Тиму,
и сделать это должен я.