На улицах и площади полно фонарей.
Фонарщики степенно переходили от одного светильника к другому,
разжигая в каждом огонь. Местные жители определенно опасались
темноты и не жаждали оставаться с ней наедине.
—… оно так, ночью здесь безопасно, —
беседовали двое купцов-лекантийцев, которые прошли через ворота
перед нашим караваном. Один из них толковал другому о Первом
Приюте. — Запустение далековато, да стража ходит по улицам всю
ночь. Фонари, к тому же. Но береженого Бог бережет, до рассвета без
лишней надобности нос на улицу не суй.
Из ближайшего проулка протопали
сапоги дюжины городских стражников. Те же копья и кожаные куртки,
что и у охраны ворот. Стражники хмуро покосились на люд, мнущийся
на площади, и двинулись дальше, еще более мрачно пялясь то на тени
в углах, то на вечернее небо. Городок напоминал крепость,
готовящуюся к осаде.
Веселое местечко — это Сумеречье. А
Запустение еще веселей?
Показался Фосс. Оливер шел в
сопровождении грузного горца, в котором я узнал Акана — тюремщика,
помогавшего мне попасть в руки кардинала. От надзирателя в нем мало
что осталось. Кожаная куртка, обитая по краям темным мехом, какую
тут носил каждый второй; высокие сапоги, короткий меч и засапожный
нож придавали ему облик настоящего горца.
— Я из здешних, — ответил он на
невысказанный вопрос и представился. — Акан Рой.
— Дальше мы двинемся вместе, —
произнес Оливер, — до самого конца.
Напоминание о цели похода не потушило
озорного блеска в глазах толстяка. Сейчас Акан вызывал у меня
симпатию, и дело даже не в том, что горец помог спастись от пуль:
просто мне всегда нравились веселые толстяки. Я даже обрадовался,
узнав, что он идет с нами.
Толстяк повел нас к «Белой вазе».
Трактир с широким крытым двором располагался на пятой улице от
южных ворот. Городок как будто состоял из постоялых дворов на любой
кошелек и вкус — роскошные трактиры соседствовали с куда более
скромными.
Судя по количеству гостиниц, горожане
жили за счет приема на постой путешественников и купцов. Первый
Приют являлся первым и единственным пристанищем на дороге от
таможни вглубь графства.
Обеденный зал «Белой вазы» оказался
самым заурядным — такой же, как в тысяче других подобных заведений.
Между столиков в табачном дыму бегали услужливые девицы в белых
чепцах с приятными округлостями под передниками. У выхода подпирал
стену вышибала с перебитым носом и пудовыми кулачищами. Хозяин
таверны навис грудью над стойкой. Он аж лоснился от удовольствия,
оглядывая полный, гудящий басами зал своего заведения.