— Ты сделал что мог. Не кори себя. И
знаешь, отдохни недельку, – медленно произнёс он.
Я хмуро поглядел на него, ожидая
продолжения.
— Потом новую группу наберёшь, –
проговорил мой начальник.
Я смолчал, а барон достал из кармана
небольшую склянку с белым порошком.
— Знаешь, что это?
Я медленно покачал головой, мол,
нет.
— Пенициллин, – продолжил барон. –
Сие чудесное лекарство мы и нашли в записках одного попаданца, к
сожалению почившего, но имевшего сведения о методе дешёвого
промышленного производства. Знаешь, сколько детей доживут до
взрослых лет? Сколько больных можно вырвать из лап смерти? Сколько
солдат встанут в строй, а не умрут от заражения крови и воспаления
лёгких?
— Солдат, – усмехнулся я.
— У нас очень напряжённые отношения с
кайзером! – повысил голос Бодриков, несколько раз сердито ткнув
указательным пальцем в мокрую брусчатку, словно показывая точку на
карте. – А ещё Британская Империя начинает выпрямлять спину после
подавления двух кровавых бунтов в Новом Свете! Японский император
постоянно вторгается в наши воды в Тихом океане. Османцы опять на
юга зарятся. Они все хотят откусить ломоть пожирнее от нашей
державы. Война – это дело времени. Нам нужны попаданцы. И даже если
девяносто девять из ста – пустышки, то этот один стоит очень
многого. Как тот, что дал нам знания о графеновых батареях. Поэтому
ты соберёшь новый отряд и будешь охотиться дальше.
— Да, ваше превосходительство, –
нехотя произнёс я.
— И жену навести, – продолжил он.
— Это не совсем моя жена, – устало
посмотрев ему в глаза, ответил я. – Если не забыли, я сам
наполовину чужой в этом мире.
— Она этого не знает, – поморщился
барон. – Для неё ты – её муж. Понятно?
— Да, ваше превосходительство.
— И поосторожнее будь, – добавил он,
указав пальцем на меня.
Я опустил глаза и потрогал рубаху,
мокрую не только от дождя, но и от крови. Осколками взрыва зацепило
и меня, пробив левую руку в трёх местах и оцарапав рёбра. Всё-таки
иногда хорошо, что я не умею чувствовать боль.
— Буду, – совсем тихо ответил, глядя,
как бегут по мостовой ручьи этого противного дождя.
Дождя вперемешку с человеческой
кровью.
Мои пальцы осторожно легли на
подкопчённое стекло керосиновой лампы. Огонёк на конце фитиля горел
ровно, лишь иногда вздрагивая, словно сонный испуганный снегирь, и
тогда с него поднималось небольшое облачко чёрного дыма. Язычок
пламени казался живым и обладающим своей судьбой. Он ронял мягкий
трепещущий свет на кучу служебных бумаг, канцелярские
принадлежности, сейф с ассигнациями и личным оружием, украшенный
позолотой телефон с лежащей на рожках трубкой и витым шнуром и
стены моего кабинета, украшенные декоративной лепниной эпохи
Возрождения. По бокам от входной двери в стены вжимались тонкие
полуколонны ионического стиля. Потолок был тщательно побелен, а
между ним и стеной шёл резной золочёный плинтус, изображавший
лавровые ветви. В одном углу находился небольшой лежак, исполненный
на древнегреческий манер и обитый чёрной тканью. В другом стояла
статуя обнажённой девы с кувшином на плече. Стены покрывала мелкая
лакированная доска-вагонка.