Я была готова отдаться ему прямо здесь и сейчас. На морозе. Опираясь на перилла балкона на высоте двадцать второго этажа. Тогда, когда за тонкой стеной больше сотни человек, и каждый из них в любую секунду может войти и увидеть нас.
Я не стала отвечать на вопрос. Не смогла бы. Я ждала. Ждала и предвкушала…
— Тогда пойду за швейцаром, а сам пока постою на входе в это расфуфыренное здание. Думаю, за пару минут управитесь.
И Суржевский отстранился.
Я распахнула прикрытые веки, резко ощутив промозглый холод. Меня словно окатили ледяной водой. Кажется, вместе с возбуждением мгновенно прошло и опьянение.
Я медленно повернулась лицом к мужчине и взглянула в его глаза.
Холодные, равнодушные… Словно это не он только что прижимался ко мне эрегированным членом.
Меня окутал гнев. Настоящий, неподдельный, поднявшийся из самой глубины души…
— Ублюдок, — прошипела мужчине в лицо, сжав ладони в кулаки.
Суржевский слегка усмехнулся, ответив:
— Даже спорить не буду. Такси уже ждёт тебя внизу, красная шапочка. Деньги есть? Или расплатишься натурой?
Не удосужившись дождаться ответа, гад отвернулся и направился к выходу с балкона.
Я хватала ртом воздух и не могла ничего сказать в ответ. Это был самый унизительный момент за все прожитые мной годы. Хотя ещё час назад я думала так же, когда поняла, что Суржевский видел, как я пытаюсь разглядеть собственную задницу.
Как так вышло, что этот вечер обернулся полнейшим провалом? Почему? Что я сделала не так?
Слёзы слишком близко подобрались к глазам, и только гнев помогал сдержаться и не расплакаться. От обиды. И от разочарования. Официально: это худший день в моей жизни.
— Пошёл ты, Суржевский! Ненавижу тебя, урод!
Не знаю, слышал ли мужчина мои слова, но он закрыл за собой балконную дверь, так и не обернувшись.
5. ГЛАВА 4
Такси действительно ждало меня у входа. И, как оказалось, поездка уже была оплачена. Джентельмен, уровень «мастер».
Ага. Как же. Хотел ещё сильнее унизить меня. Дескать, сжалюсь. С высоты своей денежной горы сброшу тебе, бродяжка, пару купюр, чтобы не пришлось завтра экономить на хлебе.
Терпеть не могу таких людей. Суржевский думает, что он самый умный. Что знает всё обо всех лучше других, считает, что вправе указывать каждому на его место и ставить себя выше остальных.
И чему я удивляюсь? С таким сортом людей я знакома не понаслышке.