– Зачем? – По щеке скатилась слеза.
– Если бы я знал, – вздохнул Гамильтон. – У тебя пальцы
посинели. Ногти, в смысле.
Я бросила взгляд на свои руки и невесело хмыкнула: и правда
посинели. Теперь я еще больше похожа на отца, ведь его ногти тоже
были покрыты синими разводами. По меньшей мере в момент огненного
погребения.
– Надеюсь, это не слишком тревожный признак, – выдохнула я и в
итоге. – Потому что нет сил испугаться.
А нитку с каменными цветами я все же вплела в косу. Просто так.
Просто… Просто пусть будет под рукой. Это совершенно не значит, что
я жду его.
Повернувшись к окну, я бросила тоскливый взгляд на улицу,
залитую рассветными лучами, и с легкой грустью произнесла:
– Нас ждут дела.
И в первую очередь надо навестить Митара. Если избранник леди
Тарлионы не пытался меня убить, значит, у меня есть умный и хитрый
враг. Но кто может желать мне смерти? Получить баронство
невозможно: наследников, кроме меня, нет. А значит, если линия
Фоули-Штоттен прервется, то баронство уйдет под руку Правителя. И
уже он будет решать, кто станет следующим хозяином. А тут стоит
учитывать, что от такого счастья столичные лордики будут
открещиваться и отмахиваться. Из местных же никого не назначат:
старые традиции это недвусмысленно запрещают. А они, традиции,
давно возведены в ранг закона.
Значит, кому-то мешаю именно я. А мое главное прегрешение –
неумные шалости в Академии Магии. За это проклинают, вызывают на
дуэль, жалобы пишут, в конце концов! А не втыкают нож под ребра, да
еще и принимая чужой облик.
– Оставь пока эту мысль, – посоветовал Гамильтон. – И, думаю,
стоит вновь пригласить Ауэтари в этот мир.
– После смерти отца она не хотела когда-либо возвращаться, –
мягко напомнила я.
– Время скорби прошло. – Гамильтон соскочил на пол. – Острая
боль смягчилась и стала верной спутницей. Я не отпустил тех, с кем
шел раньше. Мне будет трудно пережить тебя, Мина. Но… Я бы из шкуры
вылез, чтобы быть рядом с твоим щенком. Напиши ей письмо, а я
вызову мелкоту.
– Я не знаю, что писать.
– Правду. И в самых изысканных выражениях. Эта старая су… Эта
почтенная самка – ярая сторонница манерных манер в самом худшем их
проявлении.
Письмо я писала долго. Зачеркивала, перечеркивала, рвала и мяла
бумагу. Все, что выходило из-под пера, было мертвым и
бессмысленным. В итоге в Псовий Мир отправилась записка на огрызке
пергамента.