Пальцы слушались, но сейчас, зная, на что обращать внимание, я
замечала, что все мои движения серьезно замедлены.
Обменявшись с Гамильтоном взглядами, я коротко выдохнула:
– Выдвигаемся.
Сборщиков связали тонкой прочной веревкой, конец которой
Гамильтон взял в пасть. И он, шерстяной предатель, неспешно
потрусил вперед, оставив нас с Кристофом замыкающими.
Мы шли молча. Тишину разбавляло лишь похрустывание крошащихся
останков, что скрывались в густой траве.
Подумать только, сколько лет черные сборщики использовали
хватуна, чтобы скрыть себя и свои делишки?
– Я хотел, чтобы ты была в безопасности, – тихо произнес
Кристоф. – Хотел избавить тебя от проблем. Ты была втянута в отбор
лишь из-за дурной традиции. Традиции, которая давно устарела.
– Так ли это важно теперь? – хмуро спросила я, таращась в спину
сборщика.
– Ты важна для меня.
Я чувствовала, что он смотрит прямо на меня, и… И не находила в
себе сил на ответный взгляд.
«Ты мог прислать записку, намекнуть», – подумала я, но вслух
произнесла совсем другое:
– Ты продвинулся в своем расследовании? Человек с проклятым
клинком открыл портал здесь, где естественная защита нашего мира
больше похожа на дорогой сыр.
– Дорогой сыр?
– С дырками, – я пожала плечами, – и плесенью.
Кристоф усмехнулся, а я шла и думала о том, что, возможно, нам
придется поспорить из-за пленников. Не просто же так все совпало:
такпачи – очень редкая тварь. Настолько редкая, что, пожалуй,
добыть ее можно было только при помощи проклятого клинка! И я не
готова отдать Кристофу сборщиков.
– Небо светлеет, – небрежно бросил Кристоф. – Ты позволишь мне
задержаться в баронстве?
– А я могу не позволить?
– Ты окраинная баронесса, а я лишен и титула, и права называть
себя Рентийским, – он усмехнулся, – меня отрекли от семьи.
– Тебя это веселит?
– Весьма, – он усмехнулся, – мне развязали руки. Так что, я могу
остаться?
Он улыбался, а я… Я ненавидела себя за то, как сильно мне
нравится его улыбка.
Внезапно небо расцвело яркими искрами.
– Это сигнальные огни? – удивился Кристоф.
– Да, – я настороженно нахмурилась, – это цвета Митара. У
каждого отряда свой цвет.
Кристоф осторожно перехватил меня за руку и потянул назад,
отводя себе за спину. И этот простой, но полный нежности жест едва
не довел меня до слёз!
Слёз, которые через мгновение сменились приступом удушающей
злости. Полной и всеобъемлющей настолько, что я лишь плотно
стиснула зубы, чтобы, не приведи Боги, ничего не ляпнуть.