Зрачки
Императора просто исчезли, он вошел в такое глубокое озарение, из
которого вернуться и здоровому было бы тяжело. Воздух превратился в
воду, мне постыдно захотелось сбежать, но и пошевелиться было
сложно. Что-то подобное ощутили и все остальные.
–
Николай! – голос Павла Петровича, казалось, заполнил всю спальню,
отчего сделалось еще более жутко. – Не лобзайся с англичанами!
Продолжи мое дело! Обещай!
Наследник
замялся, и Император рыкнул снова, буквально придавив всех
присутствующих своей волей:
–
Обещай!
–
Клянусь, отец!
– Федора
на покой! – Ростопчин при этих словах дернулся, но в ответ ничего
сказать не посмел. – Послужил верно, впору ему и отдохнуть. Дщерь
его – мягкое место, будут через нее давить[2]! Аракчеева слушай, но будь готов одернуть
всегда! Возгордился Лешка очень уж! Катерина! Не смей даже думать о
троне! Береги Сереженьку, но не мысли о власти для него!
Поняла!
– Да, мон
шер, – пролепетала Бакунина.
Были, значит, у нее мысли о том, как
разыграть отпрыска своего, явившегося на свет чуть больше года
назад – помогла Марго. Глупо же! – никто не позволит
незаконнорожденному примерить корону.
– Миша!
Даже не думай!
Михаил
Павлович с честными глазами замотал головой: мол, и в мыслях не
было!
– Ники,
Сашку Платошину выдай за Мишку! Или отправь ее в Индию с походом
головой… Не пойму, – пробормотал Государь, – и так, и так
правильно, а если не так, то неправильно. Не вижу. Нет! Вижу!
Свет…
И это были последние слова Павла
Петровича Романова, Императора Российского.
– Не хочу я на ней жениться, – вдруг
возмутился Михаил.
Я с
удивлением посмотрела на Великого Князя. Ужель это то, что сейчас
волнует его больше всего?
– Не о
том думаешь, – резко ответил Николай Павлович, Император
Российский, первый таким именем нареченный. Он плакал, не стараясь
сдерживаться, глядел на тело отца, отказываясь принять его смерть.
– Что теперь делать?
–
Продолжить дела его, Ваше Императорской Величество, – тихо ответил
Ростопчин. – Много хорошего Павел Петрович сделал, многое не успел.
Ваш долг теперь – нести бремя это.
– Вы
нужны мне, Федор Васильевич.
– Нет, –
устало махнул рукой граф. – Император свою волю дал, я не буду
перечить. И устал я, Государь. Годков-то мне сколько.
– Не
старый Вы еще.
Ростопчин
вздохнул и не стал отвечать.
– Надо
объявить, – тихо сказала я.