– Кто
здесь?!
Хриплый
голос Павла Петровича посреди деловитых перешептываний прозвучал
натурально громом. Один из врачей выронил слуховую трубку,
Екатерина вскочила, а Николай рядом со мной одними губами вознес
молитву Мани. Государь открыл глаза и теперь осматривал
собравшихся.
– Все
вон, кроме детей, Феди и Катеньки. Шурка, ты здесь? Ты тоже
останься. Где Алешенька?
– В
отъезде, Ваше Императорское Величество, – поклонился
Ростопчин.
–
Незадача! Все вон!
Разумовский не стал спорить и увел своих подопечных.
Последним вышел Виллие, тяжело вздохнув.
Государь
вновь закрыл глаза, и я испугалась, что он снова уйдет в
беспамятство, но нет, Павел Петрович потребовал помочь ему
приподняться, чтобы устроиться на подушках полусидя. Выглядел он
плохо, на лбу выступили капли пота, дыхание перемежалось
хрипами.
– Ведаю
я, друзья мои, что душа моя скоро присоединится к Свету, станет
частичкой будущей битвы его с силами Мрака. Не смей реветь, –
прикрикнул Император на Бакунину и зашелся кашлем. – Господом
отведено мне было ровно столько, сколько ему ведомо было, да вот
Платоша расстарался, продлил мои годы. Ники, – обратился Павел к
сыну, – тебе править, всех, кто против выступит, повелеваю на
виселицу отправить! Прошу тебя проявить милосердие к той, с кем я
оказался счастлив.
Император взял в свою сухую ладонь
руку Екатерины, и та, нарушив приказ господина своего, разрыдалась.
Павел Петрович погладил девичьи волосы и грустно улыбнулся.
Бакунину Николай не любил никогда,
но сейчас твердо кивнул. Михаил поморщился, из всех царских детей
он единственный, кто с некоторой нежностью относился к своей
матери, и фаворитку отца едва ли не ненавидел. Интересно, что Марии
Федоровны здесь нет: то ли весть до нее еще не дошла, то ли она не
сочла нужным явиться к смертному одру мужа.
– Сашка,
– обратил свое внимание на меня Император. – Помоги мне.
– Нет, –
я в испуге даже прикрыла рот ладошками. – Это убьет Вас, Ваше
Величество!
– Дура! Я
уже на пути в Свет! Делай, что должно!
Если бы
не кивок Николая, наверное бы ослушалась, но в глазах будущего
правителя России была твердая решимость и недвусмысленный приказ.
Теперь уже я разревелась, понимая, что своим талантом приближу
конец этого великого человека. Сквозь слезы скользнула в озарение и
сначала осторожно, а потом со всей силы приложила Павла Петровича
Светом. Прошлась по его страхам, ударив сразу по всем.