[4]. Вот только и Потоцкий был
отставлен в пользу генерала Чернышева!
Но и
здесь ветренная полька долго не смогла сдерживать свой
любвеобильный нрав и уже в 1817 году потребовала признания брака
недействительным, сразу два католических суда приняли ее сторону.
Александр Иванович, изрядно настрадавшись, получил свой развод уже
от православного Синода, и теперь галантно ухаживал за княжной
Елизаветой. Злые языки говорили, что юная красавица, которой только
исполнилось семнадцать, отвечает на воздыхания генерала из жалости
к его несчастью с прошлой супругой, укатившей не скрываясь с
юнкером Сережей Безобразовым в Париж. Тот в противоположность своей
фамилии славился своей необычайной красотой. И сильным талантом:
Мани щедро даровал ему Свет.
Но вот в
чем Чернышева сложно было бы заподозрить, так это в участии в
перевороте. Офицером он всегда считался смелым, пулям не
кланяющимся, рассудительным в бою и хитрым в разведке. Ужель и его
поразила заговорщицкая болезнь?
Ехать
сейчас в такую даль было бы нелепо, но Горголи уже отдавал приказы.
Он сел за стол, затребовал бумагу и перо и принялся писать просьбу
выделить ответственному приставу сопровождение из солдат для
задержания опасных преступников. Удивительные превратности судьбы:
деревня была пожалована еще Петром Алексеевичем своему соратнику и
сподвижнику Григорию Чернышеву, от его дочери пошли князья
Белосельские-Белозерские, а теперь будущие супруги поставили там
будущее родовое поместье, в котором будет заправлять другая ветвь
Чернышевых, всегда считавшаяся даже не младшей –
захудалой.
– Сегодня
у нас одиннадцатое, – заметил генерал. –
Пироскаф[5] прибудет пятнадцатого. Что
будем делать, Александра Платоновна?
–
Канцелярию привлекать, – мрачно сказала я. – Это дело не по Вам,
Иван Саввич, а неудачу Вам не простят.
Обер-полицмейстер насупился, но обижаться на меня
смысла не имело: я говорила истинную правду! Не в силах приставы и
городовые разобраться тут, упустят они посланца Дюпре.
Нет,
здесь нужны волки в овечьих шкурах.
Я
посмотрела на своих охранников, и Тимка с пониманием кивнул.
Ох, не
простые они у меня.
Домой
вернулись к вечеру, предварительно заехали в ресторацию на
Гороховой, где я утолила голод: живот уже крутило от него. Тимофей
и Григорий уже привыкли, что я требую от них сопровождать меня в
том числе и за столом в заведениях, поэтому давно перестали мяться
и говорить, что не положено так и некомельфо. Тем более что после
памятного посещения мной «Красного кабачка», где пришлось устроить
дуэль с немецкой княгиней, это было вполне оправданно. Кстати,
давно ничего не слышно о Луизе-Шарлотте, с ее темпераментом она
должна была бы стать предметом неоднократных обсуждений своего
поведения. Но нет, словно и не было такой принцессы.