–
Асланушка ждет уже, Александра Платоновна.
Не только он, еще и Андрей, но
влюбленная Танька говорит только о своем черкесе. Их амур все же
вспыхнул, но эти дурни никак не могут преодолеть конфессиональные
противоречия. Горничная моя, естественно, православная и перейти в
другую веру не может ни по духу, ни по закону. Аслан из
магометянства выходить тоже отказывается, потому и ходят вокруг
друг друга, целуются украдкой.
Охрану
мне так и оставили, я уже и привыкла, что рядом всегда присутствует
или эта парочка, или Тимофей с Гришей, заменившим несчастного Дыню.
Что ж, влился он в коллектив легко, пусть Тимка первое время и
привередничал, но Григорий показал себя человеком основательным и
дело свое знающим. А еще он умеет быть совсем незаметным, что не
помешает выскочить в самый нужный и неожиданный для супостата
момент словно из ниоткуда и припечатать того кулаком своим. И ведь
нет какой-то стати в этом полицейском, но удар его крепок. Он лишь
улыбается на такие замечания и говорит, что бить можно и не сильно,
но знать куда. И даже грозился показать мне тонкости такого
искусства.
Привычный
экипаж уже ждал внизу, Аслан обыденно зыркнул по сторонам, кивком
дал понять, что можно выходить. Это вошло уже в некий ритуал, ведь
никаких покушений на мою жизнь с памятных событий не было.
Александр Дюпре граф Каледонский себя никак не проявлял, так и
исчезнув на Туманном Альбионе[5],
а, может быть, вернулся в Индию. Никаких отступников,
последователей темных архонтов, на горизонте тоже не виделось, а
после публичной казни Пестелей, чьи преступления красочно
описывались в газетах, самые ярые поборники либеральных идей
притихли. Общество бурно и яростно отреагировало на приданные
огласке замыслы Павла и его сподвижников, а выдержки из протоколов
его допросов произвели эффект картечного выстрела по строю пехоты.
Сама мысль о цареубийстве и среди фрондирующей аристократии
казалась кощунственной, что уж говорить о прочих сословиях, где
образ Царя-батюшки стоял едва ли не вровень с ликом Богородицы.
– В министерство, – отдала я
команду, и карета тронулась по брусчатке.
Аслан
привычно кусал губы, поглядывая на меня. Я знала, о чем он думает:
хочет, чтобы барышня разрешила его проблему с Танькой, вот только
нет тут простого пути. Если бы дело было в крепости моей горничной,
то освободить ее можно одним днем, но с Церковью не договориться
никак. Я тайком от девки пыталась узнать, как помочь этим
влюбленным голубкам, но в ответ получила копию из старого
документа: «И от сих доводов извествуемся, что когда полагаются
запрещения, дабы верное лице с неверным, или со иноверным не
брачилося; тогда не просто брак их запрещается, аки бы сам собою
был он беззаконный, но токмо для некоего бедства, таковому браку
следовати могущаго: наипаче же, дабы верное лице не совратилось к
зловерию невернаго, или иновернаго своего подружия