- Это все потому, что у тебя память эйдетическая, Прохор. -
сказал я ему после того как он без запинки перечислил все наши
расходы от одной из поездок к башкирам, даже те, что я сам не
помнил их-за их незначительности. Он неуверенно улыбнулся и
спросил, что означает непонятное ему слово. Я объяснил. Но с той
поры несколько раз проверял его, вскользь бросая слова и выражения,
знать которые ему не полагалось. Реагировал он правильно, то есть
не попадался. Да и не верил я в "коллегу" (вот не знаю почему, но
не верил и не верю), так, шутил сам с собой.
Затем, он не пил водку. Совсем. Ни в какие праздники. Тут было
проще, выяснилось, что семья их из староверов, отец его ради жены
стал креститься тремя перстами, и сам, добровольно, перешел в
крепостную зависимость. Но воспитывал детей в привычной строгости.
Что же тогда сына грамоте не выучил? Чужая душа потёмки. Видел его
отца пару раз, и не стремлюсь более. Свирепый с виду мужик,
косматые брови, сам живёт на отшибе, полулесник. Бирюк
тургеневский, только не бедный.
Удобство находить под рукой такого человека привело к тому, что
Прохор стал частым спутником моих поездок. Оставлять на хозяйстве
казалось логичнее, но имело тот недостаток, что он может
понадобиться в любой момент, как же оставить? В моё первое
посещение столицы взял его с собой, тем более и сам в те дни
испытывал мандраж. История все-таки. Волнительно. Это подняло наши
взаимоотношения на новый уровень.
Дорога есть дорога, это Путь. Время и вёрсты, вёрсты и время.
Почтовые станции, трактиры, постоялые дворы, порою костёр в лесу,
да постель из елового лапника. Значит - беседы, надо ведь с
кем-нибудь разговаривать. Одной из самых сложных вещей, которой
никак я не мог избежать, была неспешность данной эпохи. Насколько
здесь все медленно! Мне, привыкшему жить в мегаполисе, иногда было
физически тяжело. Мозг словно требовал "еды" в виде бесконечного
мельтешения перед глазами огромного количества объектов, красок,
скорости, всего того, что я не замечал ранее, но он, мозг,
фиксировал. А здесь, простите, голодный паёк. Трудно, аж зудело
внутри что-то. Поговорить с тем, с кем интересно разговаривать -
спасение. А с Прошкой говорить было интересно.
Сам он охотно шёл на контакт, пусть балагуром не являлся.
Воспринимал он меня в духе времени, не столько как хозяина, сколько
как учителя или старшака. Платил я ему рубль в месяц, серебром,
плюс харчи, кров и одежда. Получив первый целковый, он недоверчиво
вертел монету в руках, дважды переспросив точно ли это ему. Другие
не спрашивали. Желает хозяин платить - пусть, он хозяин, ему
виднее. Оказалось, что платить деньги было попросту не принято. Я
ведь не барин. Тот - да, без денег, хоть небольших, но справного
лакея не найдет. Но лакеями из моих подручных никто себя не считал.
В их глазах я обеспечивал их и "учил", то есть все они вроде как
подмастерья. Крестьянского хозяйства мой "отец" почти не имел, в
поле пахать никто не нанимался, значит они не батраки. Дела
торговые, пускай самые пустяковые, в глазах русского крестьянина -
наука! И очень важная. Кто повезёт продавать собранный осенью
урожай? Люди опытные, дело разумеющие, иначе обдурят так, что
задарма отдашь и плачь потом. Случаи были. Или заедет торговец в
село, да загнет три цены, как быть? Тот необходим, кто первым
купит, да по сносной цене, за ним и прочие по сходной возьмут. Нет,
торговля - и важно и нужно. А уж если попал в подручные к тому, кто
этим живёт, то об оплате и не заикайся. Годами исполняй все
поручения, приглядывайся, запоминай, не плошай, на ус мотай и
набирайся уму. Примерно так обстояло дело.