Русский царь предлагал не заморачиваться такой ерундой как буква
закона, тем более что их недолго подправить, но неуклонно следовать
справедливости. Это сперва и вызвало недоумение у немцев. Царь
заявлял, что мораль своит выше права в его частном применении.
Любой негодяй способен использовать лазейки в законах для своих
тёмных делишек, но негодяй не может обойти мораль, ведь его
сущность как раз в аморальности. Напротив, государи обладают
утонченным видением морали со дня своего рождения, как Богом
поставленные люди за соблюдением этой морали следить. Бог обязал
своих помазанников править народами путем любви, правды и мира, а
любой посягнувший на монархическую легитимность власти - желает
зла, лжи и бедствий народам. Потому и следует монархам оказывать
друг другу поддержку и помощь. В каких именно случаях - не
указывалось.
Когда до европейских голов дошло, в Вене и Берлине открывали
шампанское. В Вене и Берлине хохотали. Слабый, глупый и наивный
император русских сам дал им в руки обоснование для подавления
любого недовольства, ещё и помощь пообещал.
Больше всех ликовал Меттерних, немедленно потребовавший для себя
главную роль. Александр, естественно, уступил. Так Австрия на три
десятилетия стала невольным проводником русской политики, сама о
том не догадываясь. Меттерних наслаждался, проводил почти ежегодные
конгрессы, давил крамолу и дух свободы везде где только возможно,
нечаяно ослабив тем свою родную империю. Если при угрозе Наполеона
ни чехи, ни венгры не помышляли о "предательстве", и не велись на
лозунги "свободы", храня верность, то под управлением гениального
князя заволновались все.
Нессельроде на всю оставшуюся жизнь запомнил взгляд Александра
обращенный на Меттерниха во время Веронского конгресса 1822 года.
Среди прочих дел обсуждалась Греция. Александру не нравилось
восстание против османского ига, и войны с Турцией не хотелось, но
быть противником православного народа он не мог. Наилучшим выходом
было отказать в помощи под благовидным предлогом, чему
препятствовали всё понимающие англичане и французы, радующиеся его
затруднению. Меттерних тогда выступил во всю свою силу. С дрожащим
лицом, трясущимися руками, вообразивший будто все это коварный
замысел русских, почти теряя самообладание (в рамках этикета)
высказывал недоумение и огорчение свое Александру. Тот выслушал
и... уступил. Австрия осталась жандармом Европы, к удовольствию и
её и русского царя. Ехидный француз пытался упрекать, на что
государь всероссийский спокойно ответствовал о праве каждого на
самозащиту, в том числе у монархий против тайных обществ.