Втроем, почти одновременно сваливаются в ровик. Наверное, это
окоп, довольно старый, пустой, незаметный, видимо, немцы заранее
вырыли, но не заняли. Снега полно, на дне вода. Но пулемет сюда не
достает.
Олег хрипит, вытирает морду снегом – тот почти и не
холодный.
— Прилучко где?
— Да там. Где упал.
— Убит?
— Да кто ж его знает, – Митрич сдергивает с шеи стрелка-радиста
автомат, стягивает телогрейку – Хрустов орет от боли. Рука
сантиметрах в десяти выше сгиба локтя в крови, похоже, кость
задета.
— Вот, вовремя ножичек я сделал! – дед вспарывает своим куцым
«складником» рукав комбинезона и нижнюю бязевую рубаху
раненого.
— Всё у тебя вовремя, прямо удивительно, – бормочет
лейтенант.
— Ты наблюдай, наблюдай. Неровен час, подберутся фрицы нас в
плен брать. На это я не согласен, – напоминает Митрич, ловко бинтуя
руку кряхтящего раненного.
Олег наблюдает. По сути, впереди ничего не видно – несчастливые
десантники сидят почти у подножья склона, недалеко от дороги.
Отлично виден ближний склон – совершенно пустынный, это только
сейчас вблизи очевидны короткие траншеи, ровики и подготовленное
пулеметное гнездо. Еще виден край дальнего холма – но немцы там
сидят где-то выше, их не разглядеть.
Зато видны подбитые и отходящие наши машины. Потеряна почти
половина, уцелевшие отходят, маневрируя и изредка отстреливаясь –
больше наугад, достать верхний «тигр» на такой дистанции и с такой
позиции практически невозможно. Но и немцы достреливать советские
машины не спешат – на холме изрядно бухает – накрывает вершину наша
артиллерийская батарея, довольно точно снаряды кладет. Вряд ли
достанут и разобьют бронированного гада, отполз наверняка,
запрятался. Но где же его помощники? Определенно еще самоходка
была, а может, и две-три…
Наш артналет закончился. Доносились резкие очереди немецкого
пулемета – бьет по кому-то на поле, следит, шкура. Но здешнюю
позицию пулеметчики не видят, да и отсюда – из траншейки – уже
ничего толком не разглядеть. Разве что свои подбитые танки.
— Ничего, сейчас темнеет рано, отойдем, – пробормотал Олег. –
Ты, Хрустов, не переживай. Отползешь в тыл, примут как родного.
Санбат, медсестрички, усиленное питание….
Хрустов теперь с подвязанной на шею рукой, ему стало чуть легче.
Сидел на дне окопа, поскрипывал зубами:
— Да что там, товарищ лейтенант, я не понимаю, что ли. Обидно,
что напрасно. Ничего мы не сделали, да и сделать не могли.