Втянулся Дмитрий Иванов в работу. Интересное дело – новые
кинопроекторы и камеры конструировали очень умные люди. Понятно,
роль малообразованного Иванова в том стремительном рывке к
кино-прогрессу была не первой, и даже не двадцатой, но ведь кроме
«начертить и рассчитать», нужно еще и воплотить в первой модели,
почти игрушечной, полу-деревянной, но без которой дело никак не
пойдет. Кстати, профессия «столяр-модельщик» не такая частая, к ней
отдельное призвание нужно. Короче, ценили Иванова, да собственно,
бездельных людей на предприятии имени Парижских баррикад держать
привычки не имели – и штат невелик, и уровень обязывает. Интересная
работа, того не отнять.
А вот с институтом не выгорело. Намекнули по-товарищески – на
выбранный спец-технический факультет только с чистейшей анкетой
возьмут, да и проверят не на шутку. А ты, брат, все же смутноват
малехо беспризорством и неизвестными родителями.
Ладно, нет так нет, не очень-то и хотелось. Особой тяги возиться
исключительно с чертежами, карандашами и тушью Дмитрий не испытывал
– нравилось и головой, и руками работать.
Из общежития давно съехал, дали ордер на комнату на
Садовой-Землянской. До цеха двадцать минут пешим ходом, в трамвае
давиться не надо. Мастерская, чертежи, станочек пильный, тонкая
штучная работа с корпусами и кофрами ценной техники. И никто
проверять твою личность не лезет. Плохо, что ли? Понятно, что
товарищи по цеху считали Иванова малость бирюком, так оно и понятно
– детство у человека непростым вышло, достаточно в стальную пасть
глянуть.
Девушки и барышни? Ну а что же, были, не без этого. Только как
сказать.… Как-то стоял Дмитрий на просторной коммунальной кухне,
собирался кастрюлю на плиту ставить, и тут осознал, что подруги
товарища Иванова уж очень похожи на кипяченое молоко: вроде вкусно,
полезно для здоровья и вообще, но много не выпьешь. Диетически
как-то на вкус. На Фиру и кино-девушек вообще не похожи. Впрочем,
на Фиру никто не похож. Одна она такая была, да….
***
25.02. 1945. Восточная Пруссия
7 км от перекрестка Вильтитен
22:15
Нервничал Олег, слушая туманную темноту. Раненный Хрустов
задремал, неловко руку придерживая. А дед уполз – сказал, что сам
управится, подобрал, зацепил под ремень полы шинели и двинул к
соседнему окопу и битым немцам.