Митрич посмотрел на швабру:
— Во-во. Я же профессионал, а ты отвлекаешь. Дай дотру, а то до
утра здесь стоять будем.
Лейтенант Терсков вздохнул и пошел обратно к столу дежурного.
Вот что за человек?! Нормально-нормально, а потом вдруг такой тоски
нагонит, будто настоящий дед столетний.
Спала казарма, наигрывало тихое радио, шуршала швабра…
***
1934 год, Москва и далее.
Шуршала за окном листва, был месяц июнь, в том году свежий, с
короткими внезапными дождями и чистыми мостовыми. И жизнь была
внезапной и удивительной. как те дожди. Стоял Дмитрий Дмитриевич
Иванов перед шкафом и смотрел на свой новый костюм. Хорошая пара
красовалась на вешалке, прямо даже чересчур. Потом носить костюм
придется частенько, а все равно будет как свадебный.
Завтрашняя свадьба казалась какой-то ненастоящей, вроде
кинофильма с наспех перелицованным сценарием. Но ведь ничего
спешного и фантастического в ней не было, это только товарищ Иванов
раньше упорно полагал, что ничего подобного у него уже не
будет.
С Тоней познакомились в поезде: соседние купе, при посадке помог
переложить на верхней полке тяжелые чемоданы с образцами.
Перемолвились парой слов: технолог «Моспромшва», тоже в
командировке, у моря посчастливилось побывать, вроде повезло, да
только два раза на то море издали и посмотрела. Круглолицая
блондинка с ямочками на щеках, симпатичная прямо до невозможности.
Дмитрий сразу понял, что не его уровня девушка. Нет, товарищ Иванов
некоторым женщинам очень даже нравился, но те особы были с
жизненным опытом, они на зубы и образование не смотрели. А тут
совсем иной характер.
Так оно и было – красавица Тоня с инженером и моряком на
остановках по перрону гуляла, пользовалась закономерным успехом. Но
когда в коридоре сталкивались, улыбалась с некоторой приязнью, о
неподъемных служебных чемоданах вполне помнила.
Чемоданы в Москве сгружал самоотверженный черноморский моряк,
Дмитрий любоваться на каторжные работы не собирался – на работе
ждали.
Вот на работе, месяца через четыре, и свела судьба. Получали
фетр для обивки кофров аппаратуры, ехать пришлось на «Моспромшов»,
а там и здрасте…
Как же оно получилось? Потом думал-думал, догадаться не мог.
Гуляли, в кино и театр ходили. Смеялась-удивлялась, когда
Дмитрий принципиальную разницу между кинематографом и ущербной
театральностью ярко объяснял. «Какой ты начитанный»… Губы теплые,
не безразличные. Числились в прошлом у Тони-Антонины романы, яркие
и не очень, все же не школьница. И спешки не было. Но зимой
сказала: