Вроде и
небольшой город, а слегка закружил товарищ Иванов. Чуток подвезли
на смешной, разноколесой подводе в гору. Снова спросил-уточнил.
Смуглая горбоносая тетка энергично замахала рукой, с акцентом
объяснила:
— Проулкой
иди, потом направо. Дом хороший, сразу увидишь. Сад богатый. А ты
им кто? С депешей из порта нынче хворых посылают?
Митрич
улыбнулся:
— Нет, я
без депеши. Из госпиталя. Иванов я, вроде как муж.
Двинулся в
«проулку», тут баба за спиной скомандовала:
— Стой,
солдат!
Митрич
обернулся.
— Ты
жене-то своей писал? – спросила тетка, дергая солидным
носом.
— Как адрес
нашелся, так и написал. А что такое?
Смуглянка
еще резче дернула клювом:
— Ты это,
солдат… уж извини за прямоту. Может, и не твоя там жена. Эта
красивая, гладкая, нарядная, с флотским живет. Он начальник. Я в
ваших значках и петличках не разбираюсь. Но большой
начальник.
— С
флотским?
— Да бог
его знает. Инженер вроде, в порту служит. Говорю ж – не разбираюсь.
Просто предупредить хочу. Ты ж солдатик, да битый, а тот… тот с
лицом, ответственный.
— А
дети?
— Дети? –
носатая тетка окончательно смутилась, а заодно рассердилась. – Про
детей ничего не знаю! Бездетные они. Сами разбирайтесь.
Пошел
товарищ Иванов. «Проулкой» и дальше, не особо видя, куда идет. Но
дом с садом пропустить не получилось.
…Тихая
улочка, приторные запахи какой-то яркой цветущей дряни, широкий вид
на море, на близкий порт. Загудело у пирса что-то мореплавающее. А
здесь тихо, калитка, увитая виноградом, и цикады
стрекочут.
— Эй,
хозяева?
Тишина,
надрыв цикад, да в порту снова загудело. И как они тут живут,
словно на железнодорожной станции?
— Хозяева?
– Дмитрий взялся за калитку. Войти да глянуть, а то на душе уж
совсем…
Идут.
Мелькнуло за виноградом и яркими кустами что-то тоже очень
цветастое…
Тоня вообще
не изменилась. Такая же, как на даче подмосковной, довоенной, даже
платье летнее, сарафанное, то же самое. Нет, врут глаза: и платье
иное, и сама постройнела, похорошела. Видимо, похудела
малость.
— Вы,
товарищ, к каперангу?
Узнала.
Сбилась с шага, за ветвь ухватилась. Нет, не дошло письмо – после
предупреждающих писем так резко не бледнеют. Лицо вовсе
меловое.
—
Ты?!
— Вроде как
я. Изменился или что?
— Да… Нет…
– Антонина вдруг села – тяжело, прямо на вымощенную дорожку, не
подбирая подол. – Тебя же нет. Нет тебя. Тебя на фронте убили. Мне
отец похоронку переслал, он в Москве проездом был. Нет тебя. Может,
и не было.