— Ну, ты же в него попала? Я только это и сказал.
— Ага, и как мне теперь ту медаль носить? Это брошка что ли,
дармовая? «Лично возглавила оборону медсанпункта, лично уничтожила
из пистолета…» Вот же ты черт, Иванов. Ну, будь живой.
Исчезла. Провожать точно не придет.
Митрич улыбнулся темному прусскому потолку. Провожание нам без
надобности, а вспомнить есть что. Надо бы поспать, ночь с разборкой
гнутых санлечебных коек и иными…, гм, трудами, вышла
напряженной.
Зубы… зубы… а что зубы? Держатся зубы крепко, хорошо сделали.
Кого нужно не смущают, кого нужно попугивают.
А ведь это почти здесь и было. Нет, на карту не смотрел, но по
беглой прикидке всего верст тридцать-сорок, может чуть больше…
***
24 ноября 1920 года.
У пограничного перехода
Данкберг[1].
День. Точное время
неизвестно.
Немецкие пограничники встретили гостей на подходе – вышли на
дорогу, оружие держали наготове. За подстриженными кустами
виднелось основательное краснокирпичное здание – германский пункт
пограничного пропуска или застава – да хрен его знает.
Старшие бойцы-красноармейцы несли свои «трехлинейки», держа на
плече прикладом вверх – издали видно, что стрелять не
собираются.
Немцев было четверо: солидный фельдфебель или кто он там, весь в
лычках, двое матерых солдат, и молодой – этот единственный в
стальном шлеме, видать, для дисциплины и важности носит.
— Германские камрады, мы просим интернирования, – неуверенно
объявил Игнат, останавливаясь в шагах пяти от перегородивших дорогу
пограничников. – Мы из 4-й армии. Есть справки. Интернирование нам
нужно, понятно я говорю, фирштейн?
Фельдфебель наконец кивнул. Без особого воодушевления. И все
остались стоять как стояли.
— Вот же история с географией, а что мы еще должны сделать?
Гопака с трепаком станцевать? – пробормотал Чижов. – Белую портянку
на ствол поднять? Так нету у нас.
Немцы смотрели с вялым отвращением – не конкретно к этим
нежданным красноармейцам-оборванцам, а к предстоящему процессу –
это же оформлять нужно, конвоировать, ходить туда-сюда. Только
молодой германец глазел с интересом, видимо, внове ему всё. Сдвинул
каску на затылок, нос любопытно наставил – на кончике носа
родинка-бородавка, на сбитую пулеметную «мушку» похожа.
Фельдфебель тяжко вздохнул, наглядно похлопал по собственному
карману:
— Документовач, вы иметь? Или найн?