Пошел Иванов. Поскольку иных вариантов не имелось, явно сейчас
за нарушителем приглядывать будут.
Понятно, далеко тогда не ушел. Засел в кустах, выжидал. При
попытках думать панический ужас охватывал. А если не удастся
проскочить за товарищами? В два дня в одиночку сдохнешь. Не, тут
кровь из глаз, нужно прорываться. Если в интернировании хуже, чем в
плену, опять бежать можно. Но в одиночку это вообще…
Проезжали по подмерзшей дороге подводы и брички, проскакал вдоль
границы невеликий отряд польской пограничной стражи. Митька носа не
высовывал, дожидался сумерек. С голоду сжевал немецкую папиросу –
пахла ничего, но вкус… немецкий.
Двинулся с первыми потемками. План был прост – обойти
погранзаставу и выйти обратно на дорогу уже на Прусской территории.
Вот как там дальше своих искать – придется крепко подумать…
Напоролся вроде бы в совсем неприметном месте – кусты едва
заметные, вроде и никакой тропки нет. Заступили дорогу двое,
вскинули винтовки, гавкнули непонятно. Митька замер, как
обеспамятевший заяц перед матерыми волками.
Старший германец был незнаком, младший всё тот же – сопливистый,
в шлеме и с носом-рыльцем. Заговорили между собой, Митька кроме
«найн»-«швайн» и еще пары слов, ничего не понимал. Но вроде
спорили: старший был строг, молодой его успокаивал, о чем-то
уговаривал. Может, пропустят?
Большой немец пожал плечами, ухватил нарушителя за рукав, рывком
развернул, и, душевно хекнув, приложил сапогом по заднице. Митька
пролетел порядком, рухнул на колени, развернулся:
— Пустите! Мне к своим надо! К 4-й армии. Сдохну же!
Молодой немец заулыбался, глянул на старшего – тот опять пожал
плечами. Шлемастый пограничник неспешно пошел к Митьке, все так же
радостно улыбаясь. Вот чего лыбится?
Не ожидал Иванов. Видать, упорно нарабатывал немчик такой удар,
изрядно тренировался. Винтовка на плече висела, так вот – не
снимая, прямо на ремне, углом окованного приклада снизу и врезал
сидящему мальчишке…
Когда хрустнуло, Митька даже не понял. Боль потом пришла. Такая…
вроде и в сознании был, а не совсем…
Немец вновь и вновь вздергивал за шиворот, сажал нарушителя, и
бил все тем же приемом. Но локти нарушителя уже прикрывали голову,
добавочной боли Митька не чуял – всё жуть во рту заслоняла.
Напоследок еще раз пнули в зад, указывая направление.