Ну да, я и сам считаю себя добрым, есть такое. И потому общение
с этой злобной женщиной мне начинало надоедать. Впрочем, я
посчитал, что больше от неё ничего пока что не узнаю, и в меру
аккуратно и вежливо свернул нашу беседу.
Последней целью моего похода стал тот самый Юрий Смиглый, слуга
покойного. Этот пожилой уже мужчина, худой как палка и как палка же
прямой, пребывал в явной печали — то ли тоскуя по хозяину, то ли
задаваясь вопросом, останется ли ему теперь место в доме. Печаль
свою Смиглый, судя по отчётливому запаху, старательно заливал
хмельным, однако же сильно пьяным не выглядел.
Как и супруга Фёдора Захаровича, Смиглый почти слово в слово
повторил записанные в розыскном деле показания. Да, вышел ночью по
малой нужде. Да, выходя из ватерклозета, увидел Николая Матвеевича,
удалявшегося в сторону лестницы. Да, видел хозяйского племянника
только со спины, но походку его узнал сразу. Да, сей же час покажу
вашему сиятельству, извольте пройти.
М-да, судя по месту, на котором, по словам Смиглого, он увидел
младшего Погорелова, выйти Николай Матвеевич мог вовсе не только из
спальни Гурова — между ватерклозетом, расположенном как раз в конце
коридора, и тем самым местом находились спальни Захара Модестовича
и Ангелины Павловны, комната Даши и комната самого Смиглого. Ладно,
у Смиглого Погорелову был делать вроде как нечего, но вот заглянуть
в ночной тиши к Даше он вполне мог! А значит, мог выйти именно из
её комнаты. Кстати, что у Погорелова-младшего был роман с Дашей,
Смиглый мне тоже подтвердил.
Что ж, пищи для размышлений мне тут более чем хватило. Я зашёл к
Фёдору Захаровичу попрощаться и отбыл домой. Уже по пути подумал:
это ж какая нездоровая в доме Гуровых атмосфера, что мне даже в
голову не пришло поинтересоваться, а как, собственно, жили Захар
Модестович с Ангелиной Павловной?
— Друбич, говорите? —
присяжный поверенный Веснянский поудобнее устроил в кресле грузное
тело, поправил очки и внимательно уставился на меня. — Если вас,
Алексей Филиппович, интересует его честность с доверителями, то она
безупречна. Вот только стать его доверителем удаётся далеко не
каждому...
— И почему же, Владислав Аристархович? — осведомился я.
— Лев Маркович уж очень осторожен, — как-то двусмысленно
улыбнулся Веснянский. — Он никогда не возьмётся за дело, не будучи
уверенным в успехе. Именно из-за такой осторожности он слывёт
удачливым и отбоя от желающих доверить ему представлять свои
интересы нет. Но за наше с вами, Алексей Филиппович, дело Друбич не
взялся бы ни за что.