— Могут, — в тон мне отозвался пристав. — Но на это я кое-что
придумал. Так что Гурову со служанкой я сей же час и выпущу. И
Погорелова выпущу — раз уж он сам от дури своей отказался, хватит
ему у меня казённые харчи проедать!
— Вот только общение Погорелова с Гуровыми надо бы как-то
исключить, желательно полностью, — затея Шаболдина мне в целом
понравилась, но изъян в ней я всё-таки усмотрел.
— Так Погорелова я, считайте, под домашний арест выпущу, —
отмахнулся от моих сомнений пристав. — До завершения розыска
покидать дом ему будет запрещено. А Гуровым не велю и приближаться
к дому Погореловых. То же и прислуги тех и других касаться будет. А
захотят записочками обмениваться — пожалуйста, но исключительно
через губную стражу.
Тут уже возразить было решительно нечего, и в таком виде я идею
Шаболдина принял. Пристав немедленно послал за Гуровой и Дашей.
— Я вас обеих отпускаю, — объявил он им. — Однако же до особого
распоряжения вам запрещено даже подходить близко к дому
Погореловых. Обеим. И позаботьтесь приобрести охранные артефакты
против ядов, не хватало мне ещё смертей в вашем доме.
Говорил всё это пристав подчёркнуто строгим голосом, но и
Ангелина Павловна, и Даша его словам обрадовались. Ну ещё бы — даже
Даше наверняка не по душе пришлась бы ночёвка в камере, про её
хозяйку я и не говорю, а тут вдруг внезапное избавление от этакой
напасти. Когда Шаболдину доложили, что женщины уехали на извозчике,
настала очередь Погорелова.
— Вы, Николай Матвеевич, головы нам тут подурили изрядно, —
отчитал пристав молодого человека, — однако же поскольку самооговор
ваш установлен со всей очевидностью, должен задать вам несколько
вопросов как свидетелю. Почему вы решили, что видели именно
Ангелину Павловну?
— На ней был красный шлафрок [1] с золотой вышивкой, такой в
доме только Ангелина носит, — ответил Погорелов.
— При каких обстоятельствах вы видели женщину, которую посчитали
Ангелиной Павловной? — продолжал пристав.
— Я поднялся на третий этаж, и как только вышел с лестницы в
коридор, увидел Ангелину... то есть женщину в красном шлафроке. Она
вышла из спальни дяди и проследовала к себе. Окликать её я не стал,
чтобы не привлечь внимания, но пока пытался догнать, она вошла к
себе и закрыла дверь на защёлку. Стучаться я тоже не стал, постоял
немного и ушёл.