«Ладно, Дима, - подумал я. – Успокойся. Ты и в этом прикиде не
похож на мажора. Походишь немного в старье – ничего с тобой не
случится. Попридержишь гордыню и перетерпишь». Сунул руку под
пальто, достал из кармана рубашки сложенные пополам денежные
купюры. Отделил от денежной массы трёхрублёвую банкноту… покачал
головой, вернул «трёшку» обратно. Взял пять рублей. Мысленно
попрощался с «пятёркой» (в прошлой жизни и не подумал бы, что стану
грустить при расставании с подобной суммой), сунул её в карман
брюк. Остальные невеликие финансы я вернул на прежнее место
хранения – поближе к шраму на сердце. Понял, что совершенно не
волнуюсь. Будто шёл просто пить чай с конфетами.
«Человек привыкает ко всему, - напомнил я сам себе. – И даже к
неприятностям». Взобрался на четвёртый этаж, уловил знакомый запах
– в одной из квартир жарили котлеты. Сглотнул слюну, расстегнул
верхнюю пуговицу на пальто, сдвинул на затылок шапку. Огляделся. С
прошлого моего посещения на этой лестничной площадке ничего не
изменилось. Не появились тут ни камеры наблюдения, ни дверные
глазки. По-прежнему отсутствовали и кнопки звонков. Из квартир
доносились голоса жильцов. Я разобрал часть слов – узнал, что
соседи всё ещё обсуждали травму Тамары Нежиной и визит медиков из
скорой помощи. Женский голос помянул милицию – мужской велел
присматривать за котлетами.
Громко кашлянул – голоса в квартире номер пятнадцать смолкли.
Услышал скрип паркета. Что-то царапнуло по деревянной поверхности
двери изнутри, но дверь не приоткрылась. Я снова разразился кашлем
– сообщил, что моё присутствие Альбининым соседям не померещилось.
Покосился на вход в тринадцатую квартиру. Именно там проживала
Изольда Матвеевна – одинокая пенсионерка, о которой рассказывала
Королева. В её жилище имелся телефон, спаренный с аппаратом из
соседнего подъезда. Я почти не сомневался, что именно вдова сегодня
и вызвала для Альбининой мамы скорую помощь. А значит, женщина была
дома. Пусть и не афишировала своё присутствие ни голосом, ни
скрипом, ни звоном дверной цепочки.
«Очень надеюсь, что этот урод не уснул», - подумал я. Всё же
расстегнул пальто (чтобы не растерять пуговицы). Подошёл к двери
Нежиной, решительно постучал – громко, но не нагло. Об улыбке не
позаботился: в глазок меня Альбинины соседи не увидят. Но и
ломиться в дверь не пытался: не сомневался, что каждое моё слово
или шумное действие станет достоянием общественности. Хлопнул рукой
по карману – проверил, на месте ли пятирублёвая банкнота. «И помни,
Димочка, - напомнил я сам себе. – Теперь ты не двухметровый гигант.
А щуплый мальчишка. Веди себя соответственно. И всё у тебя
получится». Я не услышал шум шагов в Альбининой квартире. Но дверь
вдруг резко приоткрылась – в нос мне дохнуло спиртным запашком.