Маркиз дю Трамбле за это время навестил наш дом раз или два – он
тоже, как и отец, проявлял нетерпение, и злился, что ему показали
милую нравом красавицу невесту, а к обеду вышло что-то
невразумительное – молчаливое, неуклюжее, с трудом подбирающее
слова.
Теперь-то я понимаю, что когда ты маг от рождения, то многие
вещи в тебе зависят от твоей силы, и ты привыкаешь опираться на эту
силу во всём. Те, кто не маг, сразу выучиваются обходиться только
руками, ногами, силами тела. Если ты ощутил силу поздно, уже умея
всё без неё – тебе будет легче и проще. Если же случилось наоборот
– тебе придётся переучиться и перестроиться. И это оказалось очень
нелегко.
А потом меня вывезли в свет, и оказалось, что всё ещё хуже, чем
я могла подумать. Потому что я утратила чувство ритма и равновесия,
и не могла больше танцевать. Я не попадала в такт музыки, я не
могла двигаться в ритм, у меня не получались даже простейшие
фигуры. Я не помню, как я пережила тот бал. Кажется, я спряталась
где-то в коридоре за портьерой, откуда меня с трудом убедил выйти
отец – только обещав, что мы прямо сейчас поедем домой. Ему тоже не
понравился мой позор, свидетелем коего пришлось стать. Я ещё и
оказалась виновна в том позоре – потому что, по мнению отца, должна
была вести себя, как будто ничего не произошло. Тогда в карете по
дороге домой я впервые высказала ему всё, что думала о нём и о его
затее.
- Отец, вам следовало сначала самому испробовать на себе зелье
графа де Реньяна, а потом уже предлагать его вашей дочери, -
сказала я с презрением. – Какой вы после этого отец, и какой граф?
И какой маг? Маги должны стоять друг за друга, а что сделали вы?
Искалечили единственную дочь в угоду простецу? Так теперь ещё
неизвестно, согласится ли тот простец взять испорченный товар! У
меня было два преимущества перед другими знатными девицами – слава
древнего магического рода и моя личная сила. И что осталось? Вы
лишили меня всего. Будет справедливо, если вы тоже не получите
ничего от задуманной сделки.
- Замолчите, Женевьев, и не смейте судить о том, чего не
понимаете.
Он всегда так говорил, и мне, и братьям. И мы не спорили, потому
что – были детьми, и впрямь не понимали. Но сегодня я отчётливо
видела презрение в глазах тех, кто ещё совсем недавно боролся на
право предложить мне руку в танце, и это ранило очень больно. О
нет, это отец чего-то не понимает, совсем не понимает.