Я не понимала, для чего отец это сделал, но понимала, что это он
сговорился с графом де Реньяном. И более не ощущала себя настоящим
человеком, целым и здоровым, каким была накануне визита к
графу.
Я больше не была магом. А была самым обыкновенным простецом. И
не понимала, для чего отцу это понадобилось.»
Когда я прочитала, что беднягу Женевьев насильственно лишили
магических способностей, то не могла после того уснуть половину
ночи. Потому что представила – каково будет сейчас мне, если меня
лишить тех крох, что вдруг нашлись, и это показалось очень
неприятно. А у неё-то не крохи, она-то родилась полноценным мощным
магом!
Имея некоторую дополнительную силу, я имела и дополнительные
возможности – например, говорить на равных с местными зарывавшимися
время от времени мужиками. Они-то в простоте своей думали, что
женщина без мужчины – бесхозная, приходите, люди добрые, берите,
кто хотите. Она и сама будет рада без памяти такому варианту. Но
почему-то со мной не прокатило.
Я вдруг осознала, что впервые за всю, наверное, жизнь я реально
сама себе хозяйка. Замуж за Женю я вышла из родительского дома, а
потом – двадцать пять с небольшим хвостиком лет замужества. Всё
время у тебя есть кто-то, на кого нужно оглядываться и чьи интересы
и удобство обязательно принимать в расчёт. В какие-то моменты это
не в тягость совершенно, даже в радость, а в какие-то очень даже в
напряг. А сейчас мне можно было не оглядываться ни на кого и
делать, что вздумается, только лишь заботиться о тех, кого ко мне
жизнью прибило.
Марьюшка, она же Мари, всю жизнь провела с маркизой Женевьев,
тетрадки которой я читала ночами. Её всю жизнь кормили и одевали,
она никогда сама себе не готовила, и если убирала дом, то как-то
минимально, потому что были другие слуги. Ей здесь было тяжелее,
чем мне. Но она старалась и справлялась.
Меланья, здешняя сирота, умела всё, что в этом месте-времени
полагается уметь девушке на выданье. У неё в руках горела любая
работа по хозяйству, она и к топору примеривалась, если некому было
дров наколоть, но тут я в последние дни не стеснялась, привлекала
постояльцев. Хотите обед? Будет, наколите только дров. Идти через
сугробы? Так можно же взять лопату и почистить дорожку через те
сугробы, чтоб валенками или какими там ещё ботами снег не черпать.
Постояльцы сначала взялись ворчать, а потом один из них, который
выглядел поразумнее прочих, просто сказал – а ну молчать, сапоги
надели, шапки на головы, и вперёд. Барыня, мол, дело говорит, а от
того, чтоб снег почистить или дров наколоть, никто не
переломится.