— Ну я же говорю, — кивнул Федя. — Ничего не понятно. Особенно
по радио.
— Слушать оперу в приемнике – это кощунство. Вы приходите к нам
на спектакль, у нас прекрасная “Тоска” сейчас, а какие декорации,
собор какой! Художник мне всю кровь за него выпил, но собор вышел,
что надо.
— Давайте к делу, — прервал я спор о высоком. — Валентин
Савельевич, расскажите все об Артуре. Чем жил, чем дышал. С кем
общался.
— Театром не жил он, это точно, — по-дирижёрски взмахнул руками
тот. — Этому хлыщу было абсолютно наплевать на то, что его
удостоили чести работать бок о бок с такими корифеями сцены, как
Григорьев и Ведерников. У нас народные артисты, а не табор.
— Зачем же вы его взяли?
— Это было указание, вы понимаете, оттуда, — понизив голос,
худрук ткнул пальцем в потолок. — Говорят, он знаком с Галиной
Брежневой. Прихоть у нее такая была, чтобы Дицони выступал на
большой сцене. Хотя сам он к этому совсем не стремился – у нас ведь
пахать надо, вы понимаете, а у него даже не бас, чтобы вот так, в
расслабленной манере. Да, что я вам говорю. Я думаю, он даже бы
уволился, но, видно, не только нас обязали…
— А общался он с кем?
— Да ни с кем. Цацки дорогие любил и девочек.
— Ну, девочек любить – не порок, — улыбнулся я. — Многие этим
грешат. Сами понимаете.
— Ах, оставьте пустые домыслы, — прижал руки к груди
Чернопольский, будто отыгрывал партию на сцене. — Верочка ко мне за
советом приходила.
— Да-да, конечно… А в поведении Артура ничего вам странным не
показалось? Были у него здесь недоброжелатели?
— Бог с вами, милейший, кто же будет желать зла фавориту первой
леди Москвы. Мы не самоубийцы, но и не убийцы, если вы про это.
Артисты — люди тонкой душевной организации. Ну и что, что
страстные, у них работа такая. Они котенка не обидят, не то что
сына цыганского барона. Нет, никаких недругов. А вот странности у
Артура были. Вернее, наклонности криминальные.
Худрук поводил пальцами в воздухе, на что-то намекая.
— Это уже интересно, — кивнул я. — Что же он такого тут
натворил?
— Здесь – ничего, а вот примерно полгода назад он не явился на
генеральную репетицию. Ну, вы представляете, что это такое!
– Нарушение трудового режима? – хмыкнул я.
– Все ведь уже наверняка отрепетировано, – поддержал меня
Погодин.
Как видно, Чернопольский на этом только уверился, что мы – кто
угодно, но точно не театралы.